Этторе останавливается и видит, как внимательно Людо следит за работой двух пареньков, держа одну руку на кнуте, торчащем у него за поясом. Словно не было всех этих лет, и перед ним вновь Пино и Этторе, которые ищут древние ракушки в обломках камней, а рядом маячит фигура из ночных кошмаров, сеющая ужас в мире, где и так хватает трудностей. Этторе идет к нему.
– Тарано, ты никак вернулся живым и здоровым, – говорит Людо, криво усмехаясь.
– Почему бы мне не быть живым и здоровым?
– Нынче неспокойные времена, но ты юркнул обратно под крылышко своего дяди.
– И твое попечение, Мандзо, – с сарказмом отвечает Этторе.
Управляющий смеется:
– Никто из работников еще не жаловался на мою опеку. Спроси этих жалких бедолаг. – Он кивает на людей в поле.
Этторе смотрит на них – худых, согбенных и грязных. Он хмурится и вглядывается в каждое лицо. Ни одного знакомого, к тому же у них другая одежда и иной покрой шапок.
– Эти люди не из Джои! – восклицает он.
Людо смотрит на него сверху вниз:
– Ты можешь определить это по их виду? Господи, по мне, так они все на одно лицо. Мы наняли их в Базиликате. Что же оставалось делать, если местные не хотят работать? Урожай ждать не может.
– Вы сорвали забастовку? Это штрейкбрехеры?
– А что, была забастовка? – интересуется Людо с невинным видом. – А я-то решил, что эти голодранцы из Джои решили устроить себе каникулы.
– Ты… ты не можешь! Договор… Леандро подписал – все землевладельцы подписали. Биржа труда…
– До меня дошли слухи, что никакой биржи больше нет. – Людо не скрывает своего торжества. Он кладет руки на луку седла, подаваясь вперед.
– Может, полиция и на вашей стороне, но Ди Ваньо добьется выполнения соглашений! Нельзя безнаказанно попирать закон…
– Здесь, в Апулии, действует лишь один закон, тот самый, что действовал всегда. И чем скорее вы поймете, что ваша карта бита, тем лучше.
На некоторое время Этторе лишается дара речи, задыхаясь от гнева, который не может выплеснуть.
– Я хочу опять сторожить, – удается ему выдавить из себя.
– Ну так проваливай в сторожку и заступай в ночную смену. Только держись от меня подальше. – Людо выпрямляется и поворачивает лошадь, давая понять, что беседа окончена.
Когда Этторе приближается к арочному проходу в массерию, мимо проносится красная машина, слишком быстро входя в поворот, так что ее заносит и пыль летит из-под колес. Он щурится в клубах пыли и видит за рулем юного Филиппо, сосредоточенного, но улыбающегося, и Леандро на пассажирском сиденье, который смеется, крепко держась за ручку. Они с ревом подъезжают к воротам, которые Карло успевает вовремя распахнуть. Этторе остается стоять, моргая и облизывая покрытые пылью губы. Он вытирает лицо и сплевывает. Когда он входит во внутренний двор, то застает Клэр одну на террасе; она просто сидит, не пьет, не читает. Этторе стоит посреди пустого пространства, не заботясь о том, кто его увидит, кто пройдет мимо; он стоит молча, снедаемый яростью, пока она не замечает его. Ее рот удивленно приоткрывается, она подается вперед, словно собираясь подняться, но замирает в нерешительности. Этторе поднимает руку и указывает вверх и за спину, на окно своей комнаты. Убедившись, что она его поняла, он поворачивается и идет внутрь. Он стоит в своей комнате лицом к двери и ждет, не имея понятия, придет она или нет. Если она не придет, дает зарок Этторе, он больше не взглянет в ее сторону. Через несколько мгновений она проскальзывает внутрь без стука и, не останавливаясь, идет к нему, пока не подходит так близко, что он ощущает ее учащенное дыхание на своих губах. Она такая храбрая, такая уверенная, он удивляется ее решительности, и тут сомнения вдруг охватывают его.
– Где твой муж? – спрашивает он.
Она прикасается пальцами к его щеке, проводит ими около его рта, словно хочет ощутить движение его губ, когда он говорит.
– Мне все равно, – отвечает она.
После того как они отрываются друг от друга, все тяжелые мысли, все проблемы, ждущие его решения, вновь проникают в его сознание, погружаясь в глубину, словно камни в воду, и разрушая изумительные покой и ясность и совершенную пустоту, которые воцаряются в его голове после близости с этой женщиной. Ему так не хочется ни о чем думать. Он открывает глаза, смотрит на ее белую кожу и проводит по ней своими темными пальцами; он вдыхает запах ее пота, запах ее волос, приглушенный ароматом мыла. Кьяра не спит, он чувствует это по ее дыханию. Этторе лежит, спрятав лицо у нее на груди и дыша в такт ее поднимающимся и опадающим ребрам, но, когда думы наваливаются и он больше не в силах лежать без движения, он приподнимается на локте и смотрит в сторону, чувствуя на себе ее взгляд. Ветерок из открытого окна ласкает ему спину; резкий белый свет снаружи смягчается, делаясь сероватым. Коровы мычат в ожидании дойки, теснясь у доильной комнаты, и тут раздается шум мотора. Он становится все громче и громче, превращается в настоящий рев и затем замирает. Голоса Леандро и Филиппо доносятся в комнату Этторе, счастливые и беззаботные, и его вновь охватывает чувство, что это не реальный мир.
Услышав шум машины и их голоса, Кьяра настораживается.
– Мне нужно идти. Наверное, Пип будет меня искать, – произносит она.
– Я не думал, что ты будешь приходить ко мне, когда тут твой муж, – говорит Этторе. Упоминание о нем повергает ее в трепет, и она нервно вздыхает:
– Но я буду приходить. Буду приходить. Моя… ложь? Мое вероломство?..
– Измена.
– Но мне не кажется это изменой. Быть замужем за ним… за Бойдом – это измена.
– Но ты замужем за ним. И изменяешь ему. – Почему-то ему хочется внушить ей это. Он хочет, чтобы она почувствовала себя виноватой, как и он – теперь, когда умиротворение исчезло и вернулись тяжелые думы. Но ее слова нравятся Этторе. Они словно утверждают его в правах. – Мой дядя позволяет мальчику кататься на машине?
– Да, он учит Пипа водить. А Марчи учит его играть. Так что у него остается не так много свободного времени. Он больше во мне не нуждается; во всяком случае, не так, как раньше.
– Тебе грустно от этого?
– Да, я… – Она подтягивает колени к груди, обхватывает руками и кладет на них подбородок. – Когда я не с тобой, я одинока. Когда ты уходишь… Теперь мне одиноко даже с Пипом. Это меня печалит. – Ее взгляд становится жестким, и он отстраняется, встает и тянется за рубашкой.
– Я не задержусь здесь надолго. Я уйду, как только смогу. И ты уедешь, когда мой дядя вас отпустит. Вместе со своим мужем и мальчиком, обратно… – Вдруг до него доходит, что он не имеет ни малейшего представления, где она живет и как выглядит это место. Какова ее жизнь. Уж точно совсем не похожая на его жизнь. – Обратно в свой мир.
Этторе приближается к окну, выходящему во двор. Федерико сидит на краю сточного желоба и лениво курит, наблюдая за тем, как Анна черпает воду. От одного взгляда на него в сердце Этторе вскипает ярость. Этторе стискивает подоконник, отступая от окна, когда Анна уходит на кухню и Федерико, кажется, вот-вот вскинет голову, чтобы осмотреться. В это мгновение на террасе в противоположном конце двора появляется Филиппо и останавливается в поисках Кьяры. Этторе поворачивается к ней, но она не двигается и не одевается. Она ушла в себя, сжалась, и он знает, что причинил ей боль.