Поскольку Этторе не может сказать ничего из того, что накипело, он просто молчит. Вместе с Леандро он заходит внутрь, поскольку не хочет оставаться на ферме, где может натолкнуться на Людо или Федерико; в этом случае он за себя не ручается. Трое мужчин, Леандро, Бойд Кингсли и он, направляются в длинную гостиную на первом этаже массерии, где благодаря высокому потолку сохраняется прохлада, а белые прозрачные занавески не дают залетать тучам мух. Мужчины садятся на мягкий, видавший виды диван, и Этторе думает о своем, не вслушиваясь в разговор, который ведется на английском. Когда появляются женщины, он внимательно наблюдает за Кьярой, хотя Марчи болтает без умолку, расспрашивая его о новостях, о ноге и о Якопо. Ему хочется узнать, на кого из них Кьяра посмотрит первым – на своего любовника или на своего мужа; на ком она остановит взгляд. Он пытается заверить себя, что ему все равно, но это не так. Она предусмотрительно отводит от него глаза и, словно почувствовав его взгляд и его гнев, заливается краской. Она приветствует мужа с тенью улыбки на губах, и он пожимает ей обе руки и нагибается, чтобы поцеловать ее. Она подставляет ему щеку. Когда они снова садятся, она украдкой смотрит на Этторе, и на какую-то долю секунды их глаза встречаются. Мельком брошенный взгляд словно испуганная птица, но Этторе читает в нем безысходность и что-то еще. Может ли это быть радостью? Радостью оттого, что он вернулся. Какая-то пружина внутри него разжимается. Она снимает нитку со своей бежевой юбки, проводит руками по бедрам, разглаживая ткань, и ни на кого больше не поднимает глаз.
Анна приносит на подносе прохладительные напитки с бережно сохраненными градинами в каждом бокале. Ставя поднос на стол, она бросает напряженный взгляд на Этторе, и это приводит его в замешательство, он сразу догадывается о том, откуда Федерико Мандзо узнал, что он вернулся в Джою. Видимо, уродство не мешает Федерико ладить с женщинами, он знает способы подольститься к ним. А может, он просто заплатил ей. Этторе берет себе на заметку, что с ней нужно быть осторожным. Он наблюдает за своим дядей, который говорит что-то по-английски, сопровождая свою речь экспансивными жестами. Трудно поверить, что этот человек в новом голубом костюме, в жилете, застегнутом на все пуговицы, несмотря на жару, этот человек, у которого собственный шофер и жена, сияющая и смеющаяся, усыпанная драгоценностями, – брат его матери, Марии Тарано, которая верила в порчу и в ангелов и каждый день сражалась с бедностью, уча своих детей, что лишние деньги – это яд. И Этторе все больше чувствует, как ослабевают кровные узы, связывающие его с этим человеком. «Мой брат забыл, кто он».
Этторе вдруг резко подается вперед, прерывая беседу, за ходом которой не следил.
– Дядя, тебе известно, что вчера произошло в Джое? Что там на самом деле произошло? – Он говорит на диалекте, на лицах всех собеседников, кроме Леандро, выражается недоумение. – Ты знаешь, что эти патрули нападают теперь на простых людей в их собственных домах? Тебе известно, кто у них в командирах?
– Ах, Этторе. – Леандро качает головой, выражая сожаление, но его глаза остаются бесстрастными. – Все это грязные дела. Тебе следует оставаться здесь, подальше от этого всего.
– Это помещики вооружают их и набивают им брюхо?
– Я не считаю нужным совать нос в это дело.
– Я не верю тебе, дядя, – говорит он, и Леандро стукает кулаком по низкому столику перед ним так резко, что глаза не успевают за движением его руки, а бокалы со звоном подскакивают. Все умолкают, и Этторе чувствует на себе их встревоженные взгляды.
– Это мой дом, Этторе, – тихо произносит Леандро и наставляет на племянника палец. – Ты здесь не гость, а наемный работник. Пусть будет так, раз ты этого хочешь. Но ты будешь проявлять уважение или уйдешь отсюда. Это твой выбор. Я не для того рвал задницу, выбиваясь в люди, и вернулся сюда из Нью-Йорка, чтобы выслушивать от тебя оскорбления. Ты меня понял?
– Твой шофер приставил пистолет к голове Якопо. Федерико Мандзо – он командует одним из отрядов. Об этом ты тоже предпочитаешь ничего не знать? Он искал меня и приставил пистолет к голове ребенка, – произносит Этторе сквозь стиснутые зубы.
Некоторое время Леандро молчит. Затем откидывается на спинку дивана и делает глоток из своего бокала. Свободная рука лежит спокойно; Этторе приходится сжать кулаки, чтобы скрыть дрожь в руках.
– Мне известно, что он присоединился к фашистам, как и большинство смотрителей. Но я не знал, что они охотятся за тобой. – Теперь Леандро говорит спокойно, но в его голосе слышится угроза. – Я побеседую с обоими Мандзо.
– Но ты их не прогонишь?
– Что это даст? Как я смогу их тогда контролировать?
– Я не могу работать под началом этого человека или его сынка. Я не могу находиться с ними рядом.
– Тогда уходи. – Леандро вновь невозмутим, взгляд его черных глаз тверд и непроницаем. – Моя обязанность как твоего дяди – предложить тебе ту помощь, которую я могу предложить и которую ты посчитаешь возможным принять. Но я не собираюсь выполнять твои требования, Этторе. Или выслушивать оскорбления.
Этторе проводит рукой по рту, сжимает пальцами челюсть. Ему хочется так много сказать, хочется так много выкрикнуть. Ему хочется вскочить и опрокинуть стол, перебить все стекло. Ему хочется рычать. Но он не делает этого. Марчи нервно хихикает, они возобновляют прерванную беседу; натянутый, неестественный разговор, который ведут люди, ощущая присутствие какой-то угрозы, но не понимая, откуда она исходит.
– Зачем здесь эти люди, дядя? Эти англичане. Зачем ты удерживаешь их здесь в такое время? Ведь это опасно для всех, – говорит Этторе.
– У меня есть на то причины, – отвечает Леандро. – Почему ты решил, что я удерживаю их здесь?
– Женщина говорит по-итальянски.
– Ах да. Это так. – Леандро кивает. – И она так много тебе рассказала? Не думал, что англичане болтливы. Они этим не славятся. А уж от нее и подавно не ждал ничего подобного, трусливая как заяц.
– Ее муж чем-то тебе обязан? – спрашивает Этторе.
– Обязан мне? М-да, возможно, не в обычном смысле, но… Скажем так, мне нужно кое-что у него выяснить, прежде чем я смогу отпустить их домой. Но не волнуйся, здесь они в полной безопасности. Охрана верна мне, и ружья у них наготове; и если тебе нужны деньги, то оставайся и работай. Проще простого. Но не устраивай проблем, Этторе. И не заставляй меня повторять тебе это, – говорит Леандро.
Этторе взъерошивает себе волосы и чувствует пыль Джои на своих пальцах. Он бормочет извинения и покидает комнату.
Он отправляется на поиски Людо Мандзо; выбора у него нет, если он хочет снова начать работать. Федерико пробудет в массерии столько же, сколько и Леандро, чтобы отвезти его в город, и Этторе надеется, что не встретит их вместе. Он не в состоянии смириться с их вопиющей безнаказанностью. В конце концов ему приходится спросить, где найти управляющего, и отправиться в долгий путь на одно из самых дальних полей, где оставалась еще не сжатая пшеница. Часть пути он проходит без костыля и решает воспользоваться им лишь тогда, когда с непривычки ногу начинают сводить судороги, затрудняя движение. Ковыляя, он поднимает облака пыли, медленно оседающие позади. Он видит смотрителей верхом на лошадях и небольшую артель, работающую под их скучающим взглядом; ритмичные взмахи серпов, согнутые спины тех, кто вяжет снопы. Жатва подходит к концу; вскоре эти люди будут проводить день за днем, закладывая снопы в молотильные машины – на тех фермах, где они есть, на тех фермах, где для них есть горючее. Там, где этого нет, молотить будут цепами, как это делалось многие сотни лет. К концу июля зерно будет засыпано в амбары или продано; солома пойдет на корм скоту. В августе начнется пахота; мулы, тягловые лошади и редкие тракторы медленно потащат плуги по каменистой почве. Затем начнется сев, прополка, дробление камня, починка разрушившихся изгородей. А зимой ничего вообще не будет, никакой возможности заработать. Стрелки этих вечных часов двигаются неумолимо, и прав Джанни – они боролись и боролись, но все перемены, которых они добились, оказались недолговременными.
