– Трудно сосредоточиться, когда ты вот так тут сидишь, – говорит Пип нарочито бесцеремонно.
– Прости, Пип, – произносит она.
Спустя несколько секунд он поворачивает голову и смотрит на нее, затем приподнимается на локте:
– Клэр, с тобой все в порядке?
– Да, я… я просто хотела удостовериться, что и у тебя все хорошо. Ты злишься на меня из-за собак?
– Ты не виновата. Ты сказала мне держаться от них подальше, я тебя не послушал. Ты не обязана за мной присматривать. Я ведь уже не маленький.
– Я знаю, но… ты не единственный, кому здесь одиноко. Мне просто захотелось прийти повидаться с тобой, – говорит она.
Пип задумчиво хмурится.
– Марчи предложила устроить музыкальный вечер, пригласить кого-нибудь, – говорит он.
– Да. Наверное, это будет весело, – отвечает Клэр.
Пип пожимает плечами:
– Джеймс отправился в поход в Альпы со своими двоюродными братьями и с Бенджамином Уолби из школы. Вот это весело.
– Я знаю. Может, у тебя еще останется время, чтобы предпринять что-нибудь вроде этого с друзьями, когда мы вернемся. Надеюсь, твой папа скоро закончит проект для мистера Кардетты.
– Держу пари, что нет. Держу пари, что каникулы закончатся. – Некоторое время оба молчат, и Пип вновь теребит свою повязку.
– Как ты думаешь, Эмме понравилось бы здесь? Что она сказала бы о бедных телятах с этими жуткими ошейниками? – спрашивает Клэр.
Пип вздыхает и отворачивается от нее, вновь открывая книгу.
– Моя мама умерла, Клэр. Я понятия не имею, что она сказала бы.
На следующий день Клэр уходит далеко от массерии; небо хмурится, с севера и с запада надвигаются тучи, темно-серые и синие, цвета индиго, словно свежий синяк. Сверкают молнии, ветер внезапно становится таким холодным, что после двух недель непрестанной жары Клэр начинает дрожать. Она взбирается на низкую каменную ограду, чтобы посмотреть на это небесное явление, ощущая, как струится сквозь пальцы воздушный поток, набирающий силу настоящей бури. У нее в кровь сбиты ноги, кожа стерта от ходьбы в сандалиях, куда забиваются пыль и мелкие камешки. Болит спина между лопатками, мышцы от постоянного напряжения горят. Когда над пустынной землей раздается раскат грома, Клэр вспоминает, что Марчи говорила о потоках воды, которые превращаются в настоящие реки, если начинается сильный дождь. Ей хочется остаться и посмотреть на это, но сгущающаяся темнота пугает, и Клэр поворачивается спиной к ветру и направляется к массерии. Без палящего апулийского солнца все вокруг внезапно мертвеет, делается плоским, нереальным. Ее глаза так привыкли к слепящему сиянию, что она несколько раз моргает, чтобы видеть все более четко. Она чувствует, как неистовствует буря у нее за спиной, и ей хочется бежать от нее. Глупая, это же просто гроза. Снова раздается раскат грома, на этот раз ближе, громче. Клэр ускоряет шаг.
По дороге есть лишь одно место, где она может укрыться, – это оливковая роща, но, помедлив в нерешительности, Клэр все-таки минует ее в надежде добраться до массерии. На ее плечи падают первые капли дождя, на удивление холодные, – она-то представляла себе тропический ливень с теплой, словно в душе, водой; ей хочется запрокинуть голову, подставляя под струи лицо, глаза, чтобы дождь смыл пыль с ее волос. Но капли больше походят на уколы, а следующая вспышка молнии оказывается такой ослепительной, что кажется, будто полыхнуло прямо у нее в голове; в воздухе разносится запах гари. Следом почти сразу раздается удар грома, сотрясающий ее до самых костей. Вскрикивая, Клэр хватается за плечо, ее ударило что-то твердое. Начинается град – градины размером с каштан. Одна попадает ей по голове, причиняя резкую боль. Опустив голову и стараясь не обращать внимания на град, она бежит к ближайшему укрытию. Льдинки покрывают землю вокруг, одна бьет ей по лицу, задев губу в уголке рта, и Клэр вскрикивает. Она видит, что ворота оставили для нее открытыми, а за ними дверной проем. Она устремляется туда, забегает внутрь и стоит, тяжело дыша, в обступившей ее темноте. Мокрые волосы свисают по плечам, словно крысиные хвосты, ноги забрызганы грязью, туфли безвозвратно погибли. Она проводит руками по лицу и вздрагивает – в уголке рта, там, куда ударила последняя градина, – небольшая ранка. Тут она понимает, что в сторожке кто-то есть, она поворачивается и видит Этторе, который улыбается, глядя на нее, и она с облегчением смеется.
Он снимает шляпу и стряхивает на пол градины. Несколько минут они стоят бок о бок, глядя на грозу. Стук градин по каменной крыше выбивает из головы все мысли, не дает разговаривать. Земля покрывается белыми льдинками, от серого марева в воздухе все вокруг теряет четкость, дневной свет меркнет, словно солнце уже закатилось, но в хижине темень еще гуще. Небо затянуто грозовыми облаками, принимающими форму огромных скульптур. Клэр чувствует на себе взгляд Этторе, и сердце у нее в груди сжимается. Она поворачивается к нему, и он прикасается большим пальцем к ссадине у нее на подбородке, Клэр чувствует, как от соли на его коже ранку начинает щипать. От этого простого движения внутри у нее что-то прорывается. Она вдруг ясно осознает, что им суждено стать любовниками. Наконец она становится собой, все ее прошлые представления о себе оказываются ошибкой. Та, другая Клэр кажется ей незнакомкой. Влечение к Этторе у нее в крови. В его глазах она читает желание, но она видит, что он ждет, и от этого у нее перехватывает дыхание. Она берет его руку и подносит к губам, ощущая вкус собственной крови у него на пальце. Этторе подается вперед и приникает губами к ранке, прижимает к ней язык, от него исходит невероятный жар. Это ощущение опускается по ее телу, подобно брошенному в воду камню. Пульсация в ее лоне заглушает стук сердца в груди. Она обвивает руками его плечи, прижимается бедрами к его ногам и целует его. Поцелуй жесткий и болезненный. Это не ласка, исполненная любви и нежности, а страсть и жажда. Из-за больной ноги Этторе теряет равновесие, делает шаг и поворачивается, прижимая ее спиной к стене с такой силой, что из ее груди вырывается вздох, он входит в нее так быстро, что боль, подобно грому, подобно граду, пронзает ее прежде, чем на нее обрушивается поток наслаждения. Она не может сдержать крик, но звук тонет в грохоте бури, и лишь по рокоту в груди, по дрожи губ, сомкнутых с ее губами, она понимает, что он тоже кричит.
Град кончается, и воцаряется звенящая тишина. Клэр поправляет одежду и ждет, что вот-вот на нее навалятся стыд и чувство вины. Она ждет, когда нахлынет страх из-за содеянного, но ощущает лишь блаженство. Она понимает, что Марчи и Пип будут волноваться за нее, застигнутую грозой. Теперь, когда град кончился, Марчи может послать на ее поиски людей. Этторе стоит рядом, прижавшись переносицей к ее шее. Она не знает, можно ли принять это за ласку, или же ему просто не хочется на нее смотреть. Его запах кажется ей на удивление родным, на удивление соблазнительным и бесконечно любимым. Те места на ее теле, которых он касается, – теплые, остальные покрыты мурашками.
– Я и не знала, что так бывает. Со мной никогда такого не было, – говорит она. Этторе молчит. Нежно, неохотно она отстраняет его. – Мне нужно идти в дом. Они будут волноваться.
