– Хорошо, – обещает она.
Определить, где заканчивается земля Кардетты и начинается следующая ферма, очень трудно. Вокруг лишь поля, огороженные каменными стенами, тянущиеся одно за другим. Там и сям попадаются сады с низкорослыми плодовыми деревьями и отдельно стоящие трулло, некоторые уже превратились в развалины, а над крышами других вьется дымок. Клэр обходит их стороной. Если она видит впереди крестьян, то меняет маршрут, стыдясь подглядывать за тем, как они работают. Однажды она наталкивается на группу сидящих верхом мужчин: лошади стоят кругом, взгляды наездников устремлены вниз. На земле у лошадиных копыт Клэр замечает какое-то шевеление. Она различает нелепо белеющее пятно обнаженной плоти. Вглядывается пристальнее. Мужчина, стоя на четвереньках, зубами вырывает из земли короткое жнивье. Он голый, и на спине виднеются следы от ударов хлыста. Он уже не молод, ему, должно быть, лет сорок или пятьдесят, между его ребер залегают темные тени. Потрясенная, Клэр узнает в одном из сидящих верхом мужчин Людо Мандзо, управляющего фермой; в его руках длинный хлыст, свисающий точно змея. Завидев ее, все поднимают глаза, мужчины на лошадях, Людо Мандзо, даже стоящий на четвереньках человек. Клэр полагает, что они остановятся, разъедутся, устыдятся, попытаются объяснить, что происходит, или станут как-то оправдываться, но Людо только усмехается. Он указывает на человека на земле и произносит какие-то слова, которых Клэр не может разобрать, и остальные мужчины начинают хохотать. Она смотрит на жертву, на лице которой выражение злости и унижения застыло, словно маска, скрывающая абсолютное отчаяние. Его рот перемазан грязью, смешанной со слюной, стекающей на подбородок. Клэр не может вынести его взгляда и чувствует чуть ли не облегчение, когда Людо поднимает хлыст и человек вновь начинает вырывать из земли стебли. Она спешит прочь, ее тошнит от них и от себя, и она никому не рассказывает об этой сцене. У нее нет слов, чтобы ее описать.
Возвращаясь на закате после одной из своих прогулок, Клэр застает во дворе Федерико; он тряпкой протирает красную машину, и там, где тряпка касается кузова, мгновенно вспыхивает солнце. Завидев Клэр, Федерико расплывается в улыбке, и она вновь отмечает его уродство, которое в этот момент становится более заметным. Несмотря на раздвоенную губу и кривые зубы, улыбка его красит. Клэр вежливо улыбается в ответ и собирается пройти мимо, но он протягивает руку и останавливает ее, касаясь плеча кончиками пальцев.
– Signora, prego
[11], – говорит он. Клэр опускает взгляд на его протянутую руку. Букетик колючего чертополоха – прелестные нежно-голубые цветы среди шипов. Она не может отвести от них взгляд. – Это вам, – с сильным акцентом произносит он по-английски. Он слегка кланяется ей, не переставая улыбаться, и Клэр уже протягивает руку, чувствуя при этом большую неловкость. Ее не перестает тревожить то, как он смотрит на нее, и она не может решить, насколько оправданны ее опасения и неприязнь. После мгновенного колебания она заставляет себя отдернуть руку.
– Спасибо, – говорит она по-итальянски. – Боюсь, я не могу их принять. Я замужняя женщина.
От этих слов его улыбка становится еще шире.
– Я ему не скажу, – отвечает он.
Клэр внимательно смотрит на Федерико, пытаясь прочесть его мысли. И затем качает головой:
– Лучше подари их какой-нибудь девушке. – Она поворачивается и идет в дом, не оглядываясь, даже когда слышит что-то похожее на смешок у себя за спиной.
Перед тем как вновь уехать в Джою, Бойд крепко обнимает Клэр и целует ее в лоб.
– До скорого, – говорит он скорее с надеждой, чем с уверенностью. И ей передаются его сомнения и растерянность. Клэр вспоминает Франческо Молино, которого вытащили из дома и публично избили; она дотрагивается до лица Бойда, проводит по твердому и уязвимому ободу глазниц.
– Заканчивай свои проекты, чтобы мы могли поехать домой. И будь осторожен, Бойд, – тихо произносит она. – Будь осторожен.
– Буду, – обещает он.
– Я говорю серьезно.
– И я – и к тебе это тоже относится. Почему ты не соглашаешься, чтобы тебя сопровождал слуга? Он может идти сзади, если ты не хочешь разговаривать.
– Нет, нет. Я буду чувствовать себя так, словно за мной следят. Кто может мне угрожать, раз я почти никогда не встречаю тут ни единой живой души?
Клэр вместе с Пипом и Марчи ждут, пока мужчины усядутся на заднее сиденье и Федерико повезет их в Джою. Клэр чувствует облегчение, глядя им в спины. Прежде чем захлопываются ворота и они скрываются из вида, Клэр обводит взглядом айу, затем поднимает глаза на окна комнат и террасу. Сегодня Этторе Тарано не показывался.
– Теперь, когда Леандро уехал, он выйдет из своего убежища, – говорит Марчи. Клэр перестает озираться и устремляет на Марчи вопросительный взгляд. – Я имею в виду нашего Этторе. Наверное, он так самоутверждается. Мужчины! Гордость – их самый страшный враг, как вы думаете?
– Думаю, есть кое-что похуже гордости, – произносит Клэр.
Марчи бросает на нее удивленный взгляд, но воздерживается от расспросов.
Перед обедом Клэр идет в свою спальню, чтобы полежать в тишине и покое. Она оставляет окно открытым, несмотря на неумолчное жужжание насекомых, наполняющее комнату. Разглядывая тени на потолке, она размышляет о том, сколько еще сможет выдержать здесь – в заточении, в глуши, в состоянии нервного напряжения, в близости к Этторе, сводящей с ума. Снаружи несколько раз тявкают собаки, скорее по привычке, чем предупреждая об опасности. Дверь резко хлопает, и раздается звук шагов, стремительно поднимающихся к ее комнате.
– Клэр! – Голос Марчи кажется приглушенным из-за закрытой двери. Клэр с бьющимся сердцем стремительно садится. – Клэр! – снова зовет Марчи, барабаня в дверь спальни и одновременно распахивая ее. – О Клэр, идемте скорее! Пип!
– Что? Что случилось? – спрашивает Клэр, хватая Марчи за протянутые руки. Вместе они выбегают из комнаты. – Что случилось, Марчи?
– Эта проклятая собака! Я не должна была подпускать его к ней, – говорит Марчи, и у Клэр внутри все сжимается.
– Это Бобби, тот пес, набросился на него?
– Это должно было случиться – должно! Мне следовало положить этому конец! Простите меня, Клэр!
Клэр не может больше произнести ни слова. Она врывается в комнату Пипа с клокочущим в груди ужасом и видит его сидящим на кровати и наблюдающим за тем, как Анна промывает его руку в тазу с водой. Несмотря на то что рука лежит на подушке, она заметно дрожит. На запястье виднеются две глубокие ранки, из которых струится темная кровь.
– Ох, Пип! – восклицает она, бросаясь к нему. – Милый мой, как ты? Ой, твоя рука!
– Все нормально, Клэр, правда. Бобби не виноват…
Клэр подсаживается к нему и чувствует, что он дрожит точно так же, как дрожала она после сцены избиения в Джое. Лицо у него белое, словно полотно.
