Голоса Марчи и Пипа гулко отдаются от высоченного потолка; занавески опущены, остальные стены голые. На плитках пола в том углу, где течет крыша, скопился мышиный помет, а на стене видны следы плесени и потеков воды.
– Значит, рано или поздно здесь пойдет дождь, – говорит Клэр.
– О да. Давно пора. Представьте, в прошлом году здесь было настоящее бедствие – такая засуха! Все только и бубнили про урожай, все время. Это было ужасно. Этот год в сравнении с прошлым гораздо более дождливый, – говорит Марчи. – У нас тут была страшная гроза – это надо видеть, иначе такого даже не вообразить. Вы видите вон там небольшой овраг, вот там впереди? – Она указывает на окно, и Клэр кивает. – Там было полно воды. Она неслась, словно речной поток. Это было удивительно. Я чуть с ума не сошла от этого зрелища, я бы ринулась туда, если бы Леандро меня не остановил. Все стояли и глаз не могли отвести – все работники. Словно они никогда ничего подобного не видели, и, скорее всего, действительно не видели. Но наутро ничего этого, конечно, уже не было.
– Взгляните на летучих мышей! – восклицает Пип, показывая вверх. На одной из потолочных балок, словно черные гроздья, висят существа тихие и неподвижные.
– Ой, не надо! – Марчи вздрагивает. – Будет гораздо, гораздо лучше, если я сделаю вид, что их там нет. Ну а теперь для начала несколько упражнений, чтобы мы смогли раскрепоститься и правильно поставить дыхание. Филиппо, присоединяйся ко мне. – Она встает на подмостки и расправляет плечи.
Почти час Клэр наблюдает за тем, как Пип и Марчи делают дыхательные упражнения и распеваются; вертят головами, трясут руками, выпячивают грудь. Каждый из них декламирует любимое стихотворение, а потом несколько реплик из пьесы, Марчи делает замечания, одновременно не упуская случая похвалить, и Клэр думает, что из нее вышел бы прекрасный педагог, если бы она не завершила свою карьеру на одинокой ферме в итальянской глуши. От запаха мышиного помета у нее начинает болеть голова, диванная пыль вызывает кожный зуд. Тем не менее она продолжает тихо сидеть, борясь с желанием вскочить и броситься со всех ног куда глаза глядят. И тут все собаки разом начинают лаять, раздается скрип железных ворот, и во дворе слышится шум мотора. Марчи умолкает, ее лицо озаряется ослепительной улыбкой, и она хлопает в ладоши:
– Конец съемки, Пип, – вот и твой папа и мой Леандро! – Она выпроваживает их, покусывая губы и поправляя прическу, чтобы волосы легли красивой волной.
Волосы Клэр выбились из узла, лицо лоснится от жары, но ей это безразлично. Ей безразлично, что Бойд увидит ее такой, и Клэр не может решить, завидует она или жалеет Марчи за ее преданность красоте и, что очевидно, не меньшую преданность мужу. Клэр не хотелось бы, чтобы Этторе Тарано увидел ее накрашенной. Ей не хочется подчеркивать очевидное – что их жизни и их миры бесконечно далеки друг от друга. И пока они спускаются во двор, она с тревогой сознает, что старается смотреть на себя глазами Этторе, а вовсе не глазами Бойда.
После беседы с племянником и ланча Леандро предлагает экскурсию по ферме. И они вчетвером послушно следуют за ним, осматривая амбары, сыроварню, запыленную оливковую рощу, простирающуюся на несколько акров перед массерией. Марчи накинула на шляпу прозрачный шарф и повязала его под подбородком и то и дело отмахивается от мух.
– Эта чертова пыль проникает всюду – вы скоро убедитесь в этом, Клэр. Подождите, когда будете ложиться спать, еще обнаружите ее под сорочкой, – говорит она.
– Моя Марчи городская девочка, – отвечает Леандро с улыбкой. – Это честная грязь, дорогая, не то что гарь и гниль Нью-Йорка.
– Я как-то уживалась со всей этой гарью и гнилью, – говорит Марчи. – И там не было этих мерзких мух.
– Мой друг Джон просто с ума сходит по насекомым, – вступает в разговор Пип, шагая впереди Бойда и Клэр, рядом с Леандро и Марчи. – Он ловит их, сажает в банки и изучает; когда они умирают, он прикалывает их булавками к картонкам и хранит. Даже малюсеньких комаров и трипсов. Но их он сажает на клей, поскольку они слишком малы для булавок.
– Уф. – Марчи вздрагивает. – И ты дружишь с этим мальчишкой, Филиппо?
– Лучше странные увлечения, чем их отсутствие, – говорит Леандро. – Я сам странный человек. Хоть кого здесь спросите. Многие из тех, кто уезжает из Апулии в Америку, никогда не возвращаются. А те, кто возвращается и покупает здесь клочок земли, не помнят, что такое местное земледелие, и разоряются в считаные месяцы.
В дальнем конце оливковой рощи стоит заброшенный трулло, встроенный в огораживающую участок стену, заросший кругом и внутри сорняками. Пип тотчас ныряет в маленькое строение, прокладывая себе путь между обвалившимися камнями.
– Тут не очень много интересного, – выкрикивает он. – Ящерицы и чертополох.
– Остерегайся змей, – предупреждает Леандро и смеется, когда Пип замирает. Клэр бросает на него опасливый взгляд. – Ничего страшного. Просто надо смотреть, куда ставишь ногу.
– Это ведь какая-то разновидность иглу? – спрашивает Марчи.
Бойд медленно обходит строение кругом, изучая каменную кладку.
– В том смысле, что форма блоков и свода позволяет строению держаться без раствора или дополнительных подпорок для крыши? Да, очень похоже, – говорит он.
– Да, именно. – Марчи взволнованно улыбается. – Это именно то, что я имела в виду.
– Тут настоящий дымоход, – говорит Пип, и эхо подхватывает его слова. Клэр заглядывает внутрь, а Пип сует голову внутрь очага.
– Обычные лачуги, – отвечает Леандро с пренебрежением. – Идемте, нам еще есть что посмотреть.
Пока они идут, Клэр обнаруживает, что ее любопытство пересиливает страх перед Леандро. Он такой спокойный, мягкий, что она перестает доверять своему впечатлению, которое оставила их беседа в Джое.
– И как дела на ферме, мистер Кардетта? Вы говорили, что большинство вернувшихся из Америки земледельцев терпят неудачу, – интересуется она.
– Я здесь настоящая диковина, миссис Кингсли, в том смысле, что я живу на своей земле. Бóльшая часть Апулии – это латифундии, крупные поместья, наследственные владения богатых знатных семейств, и некоторые из этих господ не бывают здесь десятилетиями. Они сдают фермы в аренду на короткий срок людям, которые на самом деле часто даже не фермеры и не имеют ни малейшего опыта. Это спекулянты, и у них нет стимула что-то улучшать, заботиться об этой земле. Они извлекают всю возможную прибыль и исчезают. – Он пожимает плечами. – Они применяют допотопные методы, истощающие почву. Без полива, без эффективных удобрений, без надлежащего чередования посадочных культур. Мы каждый год стоим на краю бедствия. Чего стоила, к примеру, прошлогодняя засуха? Всеобщий кошмар. Люди на улицах умирали с голоду. Землевладельцы ходят по краю пропасти – тут нет права на ошибку. Они постоянно на грани разорения, и единственное, что они могут контролировать, – это оплату труда работников. Я надеюсь разорвать этот порочный круг. Это моя земля, и я хочу видеть ее неизменно благоденствующей. Я хочу передать ее моим сыновьям цветущей. – Он разводит руками, показывая на лежащую перед ними сухую каменистую землю. – Насколько это, конечно, возможно, – добавляет он.
