— Какой ужас! — искренне передернулась от страха Галя.
— Все нормально. Преступникам тоже способные руководители требуются. Шучу. Нам с тобой сегодня шутки не удаются. Галя, Галочка, Галина. Хорошее у тебя имя. Когда произносишь, будто во рту катаешь маленькую чистую теплую гальку, подобранную на пляже.
Оркестр сыграл последние такты, пронзительно и тонко, словно горевал вместе с Галей, что танец кончился.
Тимур подвел Галю к ее столику. Вадик встал, скосил глаза на вхлам пьяную американку:
— Ее надо уводить.
— Организуем, — сказал Тимур, развернулся, махнул рукой.
Подскочили мужчина и женщина, водитель Тимура и его секретарша, аккуратно подняли пьяненькую, повели на выход.
— Знакомьтесь, — сказала Галя.
— Вадим Крайнов
— Тимур Юдин.
Они пожали друг другу руки. Гале показалось, что она услышала их мысли. Наверное, ее перевозбужденный и перегретый мозг не терпел пауз и подбрасывал варианты. Но слышала она отчетливо, как Вадик, представляясь, подумал: «Это из-за тебя, Наполеон чертов, я тут слоном на ярмарке выступаю?» Тимур, в свою очередь, называясь, мысленно обозвал Вадика долбаным жигало.
Им не удалось после знакомства продолжить беседу. Галя увидела, что вторую американку, такую же нетрезвую, как и первая, обняв, транспортирует к выходу местный чиновник.
Быстро сказала Тимуру:
— Смотри налево. Мэрлин надралась, ее уводит налоговик.
Тимур проследил за ее взглядом:
— Я им не нянька. Тут несовершеннолетних нет.
Американец, танцевавший с женой Тимура, подвел ее к ним.
— Стив! — улыбаясь фарфоровыми американскими зубами, представился Вадику, единственному незнакомому, и протянул руку.
— Влад. Хау а ю? — ответил Вадик.
— Очень красивое платье, — сказала Галине жена Вадима. — Дизайн от Валентино, а исполнение азиатское. Меня зовут Аполлинария. Вы работаете у моего мужа?
Тимур вспыхнул, сжав губы в тонкую ниточку, зло процедил:
— Поля! Позволь тебе представить Галину Новикову, топ-менеджера нашей фирмы.
Испепеляющий взгляд, который он бросил на жену, был сладким медом, пролившимся на Галино сердце. Аполлинария, конечно, звучит древнегречески возвышенно, а Поля — исключительно простецки.
Заиграла музыка. Снова медленный танец. Из репертуара Леграна, мелодия сентиментальная до крайности, еще бы чуть-чуть в нотах поменять, и зазвучит душещипательность тюремного романса. Музыка не оставляла вариантов: танцевать, приглашать даму, кружиться с ней в тесных, допустимых моментом объятиях. Вадик называл медленные танцы узаконенным лапаньем.
Галя перехватила взгляд, который Аполлинария бросила на Вадика: приглашайте, я согласна.
Вот уж дудки! Мало ей Тимура! Галя ленивым небрежным взмахом руки прикоснулась к Вадиму. Он был совершенно туп! Не понимал игры взглядов и жестов. Пришлось, отвернувшись, чтобы никто, кроме Вадика, ее не увидел, процедить:
— Танцевать. Быстро! Приглашай, пошли!
Тимур с женой и американцем остались разговаривать. Галя с Вадиком танцевали. На них глазели. Вадик томился. Галя не могла сообразить: как она сейчас, когда Тимур, вежливо улыбаясь американскому начальнику, исподволь наблюдает за ней, должна выглядеть. Быть хмуро возвышенной? Или веселой и беззаботной?
Однажды Тимур на производственном совещании, когда Галя разразилась смехом над абсурдом очередной американской инструкции, сказал: «Твой смех возвращает в детство». Тимура не поняли, уставились недоуменно. Он поправился: «То, что нам кажется детскими играми, для американцев — стержень. Они не дураки, прошли серьезный путь становления бизнеса. Поэтому — без хиханья и хаханья, конструктивно — думаем, что ответить, чтобы не сильно наврать».
Веселиться, смеяться — самое лучшее, пришла к выводу Галя. И потребовала от Вадима:
— Смеши меня!
— Чего?
— Качественно смеши меня, чтобы все видели мое радостное лицо и слышали мой заливистый детский смех.
— Какой смех? — снова переспросил Вадим.
— Зараза!
Слово «зараза» у Гали и у ее подруги, жены Вадика Насти, служило ругательством на все случаи жизни.
— А ты сама не можешь посмеяться?
— Не могу, я же не сумасшедшая.
— Вот это спорно. Пощекотать тебя?
Он забрался пальцем в вырез ее платья на спине и поцарапал. Галя передернулась от возмущения.
— Прекрати! Господи, какой ты недотепа!
— Здрасьте! — обиделся Вадик.
— Быстро расскажи смешной анекдот.
— Ни один приличный в голову не идет.
— Рассказывай неприличные.
— Ну, без претензий! Сама попросила.
Эффект получился — лучше не придумаешь. Галя задирала голову, с неподдельным интересом, а также с оторопью и тихим ужасом слушала, как партнер что-то говорит, потом вскрикивала возмущенно, била его кулачком в грудь, как бы наказывая, и заливалась смехом.
Когда кончилась музыка, Вадик спросил:
— Нам еще долго тут кренделя выписывать?
— Можно уходить. По-английски, ни с кем не прощаясь. Плавно двинули в сторону вестибюля. За талию меня приобними, типа — мы воркуем. Этих анекдотов я тебе никогда не прощу! И Насте расскажу, какие мерзости ты в голове хранишь.
— О женщины! Сначала сами просят остренького, а потом возмущаются.
Вадим был рад, что представление окончено, и на угрозы неблагодарной Гали внимания не обращал. Даже предлагал по пути домой заскочить в магазин за сахаром и что там еще Настя просила.
У дверей Галя обернулась и тут же встретилась глазами с долгим и грустным, провожающим, взглядом Тимура. Последняя сладкая капля. Вспоминать этот взгляд, домысливать его смысл, мечтать можно будет несколько дней.
Така и Вака прекрасно знали, как из тети Гали, крестной мамы, вить веревки. Она позволяла им то, что родная мама запрещала, которая прекрасно видела, когда слезы — действительное несчастье, а когда — наглые капризы. Тетя Галя вообще не выносила их плача, тут же шла на уступки. Поэтому двойняшки отлично проводили время. Обедали овощным супчиком и куриными котлетками не дома, а в «Макдоналдсе», вместо дневного сна катались на лошадках в парке и скатывались с ледяных горок.
Наставление подруги: не давай им спуску, не потакай, сядут на шею — Галя выполнить не могла и к вечеру валилась от усталости. Блаженные минуты — когда Така и Вака купались перед сном, почитать им сказку на ночь, — и все, свобода. Хотя еще надо вытереть пол в ванной, потому что двойняшки, бултыхаясь, наливали на пол воды по щиколотку, простирнуть бельишко, отутюжить сухое, вчера выстиранное, в квартире разгромленной прибраться — это уже мелочи. Главное: Така и Вака спят, непроходящий страх, что они поранятся, обожгутся, травмируют свои хрупкие ножки-ручки или чего недоброго шею свернут, засыпал вместе с детьми.
