Но Люба удержалась от упреков. Захныкала:
— Братик, не бросай меня! Они же с меня стружку снимут до костей. А-а-а…
— Не реви! Ладно, подскочу.
Сестра ждала его у парадного.
— Пошли сдаваться? — подмигнул ей Никита.
— Врагу не сдается наш гордый «Варяг».
— И штык мозолистый — к бою!
Приятели их бабушки, собираясь по революционным праздникам, в конце застолья пели пролетарские песни. Маленький Никита однажды допытывался у родителей, что такое «штык мозолистый». Ему объясняли: такого не бывает. Никита настаивал: «Но бабушка поет!» Выяснилось, что это из песни:
Так пусть же Красная
Сжимает властно
Свой штык мозолистой рукой,
И все должны мы
Неудержимо
Идти в последний смертный бой! Напевая бодрый революционный марш, они зашли в квартиру. Их ждали. Отец и мама сидели на диване, бабушка — в кресле. По хмурым лицам родителей можно было догадаться, что бабушка уже высказала все, что думает о разложении внуков. — Никита! — возмущенно сказал отец. — Устроил тут, понимаешь, купи-продай! Возмущение Станислава Геннадьевича объяснялось не столько преступлениями детей, сколько голодом. Целый день во рту ни маковой росинки, из кухни аппетитным духом тянет, желудок урчит, а тут педагогические беседы. — Люба! — осуждающе покачала головой мама. — Как тебе не стыдно с брата деньги брать?
— Но я же за работу!
— Аморально! — подала голос бабушка.
— Действительно, — продолжила мама, — что это за семья, в которой естественное участие оплачивается? Только представь! Я начну брать деньги с папы и с Никиты за обеды и ужины, стирку…
— Я вообще миллионершей стала бы! — заметила бабушка.
— Так пойдет, — подхватил папа, — за каждый чих и «будьте здоровы!» станем расплачиваться?
— Не надо доводить до абсурда! — скривился Никита. — Дело выеденного яйца не стоит.
— Оно стоит вашего нравственного облика! — патетически заявила бабушка. — Гниение надо остановить на корню! Вам привиты чуждые идеалы!
Мама повернулась к папе и тихо сказала:
— Просто комсомольское собрание.
— Но, бабушка! — примиряющее улыбнулся Никита. — Кто нас большей частью воспитывал? Ты и воспитывала. Прививала, прививала свои идеалы, а они не привились. Может, с идеалами не все в порядке?
— Да, дети! — скорбно признала бабушка. — Вам досталось тяжелое время, когда люди проходят испытание совести и нравственности.
— Мне мое время очень даже нравится, — буркнула Люба.
— Не продолжить ли нам разговор после ужина? — предложил Станислав Геннадьевич, проглотив слюну, которая обильно вырабатывалась из-за кухонных ароматов.
— Убегаю, меня ждут, — сказал Никита.
— Стойте! — всполошилась Люба, которой совершенно не хотелось оставаться в одиночестве. — Что мы решили?
— Сделки прекратить, — постановил папа. — И точка!
— Интересно, то есть нечестно получается, — с вызовом ответила Люба. — Я Никитины вещи гладить и чистить бесплатно не буду. Лучше в драмкружок запишусь. Значит, эту работу будут делать мама и бабушка. Кому выгода? Только Никите. Кто пострадает? Мама и бабушка. Справедливо?
— Противоречие, — согласился папа. — Никита! Как работающий мужчина, ты должен вносить свою лепту в семейный бюджет.
— Согласен.
— Лепта мне пойдет? — уточнила Люба.
— Если ты будешь по-прежнему ухаживать за братом, — сказала мама.
— И что изменилось? — справедливо спросила Люба.
— Со сдельной оплаты, — пояснил Никита, — переходишь на оклад.
Анна Прокопьевна почувствовала, что дело принимает неожиданный поворот. Совершенно порочный! Она другого добивалась.
— Подождите, подождите! — потерла бабушка виски. — Все неправильно! Люба будет получать зарплату, а я и Лиля — нет?
— О! — воскликнул Никита. — Кажется, мы добрались до сути проблемы.
— Нет, нет! — Анна Прокопьевна поняла, что сморозила глупость. — Я неточно выразилась. Не нужно никому платить: ни мне, ни Лиле и уж тем более Любе!
— Мне очень даже нужно! — топнула ногой Люба. — Интересное дело! Какой-то патриархат! Вкалывай на него за красивые глазки! Я не согласна.
— Дочь! — попенял папа. — Ты выражаешься как базарная торговка.
— А я что вам говорила? — укоризненно напомнила бабушка.
— Не делайте из меня злодейку! — у Любы задрожали губы. — Папа! Я же трудилась! Мама и бабушка гладят сорочки с заломами, а у меня ни одной складочки. Никита, скажи!
— Подтверждаю.
— Старалась, старалась, а теперь вы все такие правильные, а одна я торговка.
— Любанечка, успокойся! — попросила мама.
— Не успокоюсь! Нужны мне деньги — как свобода. Я же не только на себя трачу, я коплю. Бабушка, я подарила тебе не скользящие нашлепки на зимние сапожки, чтобы ты не навернулась в гололедицу и не сломала ноги? Маме — платки носовые ручной вышивки, папе — одеколон. Было? И вообще! Я на свои покупала крем для Никитиных ботинок… я… я…
— Орудия труда, — папа подмигнул Никите и встал, — по отдельной статье должны были проходить.
Отец подошел к плачущей Любе, обнял за плечи, подвел к дивану и усадил рядом:
— Тихо, тихо! Вытри глазки, все будет хорошо.
Никита посмотрел на часы, досадливо скривился и взял слово. Он разбирал ситуацию с позиции системного анализа: денежная проблема — отдельно, моральная — отдельно. Мама смотрела на него с умилением: какой умный мальчик! В точке, где проблемы пересекались, наблюдался один критический узел — бабушка. Она заявила обиженно: «Я тут изгой!» Ее горячо заверяли в обратном. Лиля подошла и поцеловала маму: «Ты у нас самая дорогая!» Следом отлипла от папиного плеча Люба и тоже чмокнула бабушку: «Моя любимая!» Никита сказал, что если у него есть твердость и целеустремленность, то — от бабули. Станислав Геннадьевич уверил: «Такую тещу — днем с огнем не отыскать». И тут же тихо простонал на ухо жене: «Поесть сегодня, наверно, не дадут».
Когда умасленная и обласканная бабушка приобрела вид, не грозящий гипертоническим кризом, ее спросили: чего же она все-таки хочет с учетом обстоятельств сегодняшнего бытия?
Для Анны Прокопьевны давно, с рождения Никиты, жизненные цели, заботы, тревоги и надежды, мечты и чаяния переместились в семью дочери. Не было для нее иного поприща, как служить Лиле и Стасику, Никитушке и Любанечке. Сегодняшний разговор был для нее крайне важен и серьезен. Остальным членам семьи, возможно, — поговорить и забыть. Анне Прокопьевне — как сражение выиграть. Уберечь любимых и дорогих от несчастья, роковых ошибок, которые заключат их в плен ложных приоритетов.
