На могиле матери. Гравюра XIX века
Он любил их обеих. Но в то время, подобно Золушкину отцу, он уже никак не мог защитить своих девочек. Он и себя-то защитить не мог. Ему повезло еще меньше, чем его жене: Мэри Уолстонкрафт умерла прославленной, а он пережил свою славу. Все общество было возмущено его мемуарами, в которых он довольно откровенно пересказал биографию Мэри Уолстонкрафт. Даже друзья посчитали, что люди приличные не сплетничают о покойниках.
Когда Мэри исполнилось четырнадцать, ее вражда с мачехой достигла предела, и Мэри даже заболела на нервной почве: у нее начала отниматься рука. Врачи во всем видели признаки самой распространенной болезни – чахотки – и посоветовали отправить девочку куда-нибудь подальше от душного Лондона. Один из почитателей Годвина, Уильям Бэкстер, предложил его дочери погостить в своем поместье в Шотландии. Он согласился взять не одну, а двух девочек сразу. Сначала предполагалось, что с Мэри поедет Фанни – старшая и разумная, но в последнюю минуту ее заменила Джейн.
В горной Шотландии, вдали от суровой мачехи, Мэри выздоровела и буквально расцвела. Позже она всегда с удовольствием вспоминала эту поездку.
* * *
Неизвестно, как бы сложилась судьба Мэри, Джейн и Фанни, если бы в январе 1812 года Уильям Годвин не получил восторженное письмо, в котором были и такие строки: «Имя Годвина всегда возбуждало во мне чувства благоговения и восторга. Я привык видеть в нем светило, яркость которого чересчур ослепительна для мрака, его окружающего… Я занес было Ваше имя в список великих мертвецов. Я скорбел о том, что Вы перестали осенять землю славой Вашего бытия. Но это не так; вы еще живы и, я твердо уверен, по-прежнему озабочены благоденствием человечества».
Автор письма тоже был озабочен благоденствием человечества. Звали его Перси Биши Шелли. Двадцатилетний баронет, в будущем – гениальный поэт, великий классик английской литературы. Вряд ли о великом будущем Шелли мог догадываться Уильям Годвин, когда пригласил к себе в гости восторженного юнца. Обнищавшего Годвина больше интересовало другое будущее Шелли – значительное состояние, которое тому предстояло унаследовать вместе с титулом. Так что, к вящей радости отца семейства, на ближайшие годы Перси Биши Шелли стал завсегдатаем гостиной Уильяма Годвина. Годвин вел с Шелли глубокомысленные беседы о мироустройстве и месте Человека в нем, а Шелли обеспечивал материальными благами домочадцев своего кумира.
* * *
Всемирную славу Перси Биши Шелли принесли не столько его изысканные лирические произведения, сколько стихи, поэмы и драмы революционной направленности. Он прославлял все до единой революции и любую борьбу за независимость – будь то борьба ирландцев против англичан или греков против турок, итальянцев против австрийцев… Сам он объяснял свое пристрастие к революции тем, что появился на свет в 1792 году, когда Великая французская революция уже свершилась, а террор еще не начался.
Его дед, баронет Биши Шелли, был членом парламента от партии вигов, а отец – одним из богатейших помещиков Сассекса. Только мистикой или предопределением свыше можно объяснить то, что в сердце юного Перси с самых ранних лет стучали барабаны революции. Правда, в детстве он мечтал стать естествоиспытателем и увлекался опытами с электричеством, но вскоре его ум захватили более высокие материи. В двенадцатилетнем возрасте Перси отдали в Итонский колледж, где обучались дети аристократии. В будущем ему готовили завидную политическую карьеру – он должен был заменить деда в парламентском кресле. Но Перси не оправдал родительских надежд. Он бунтовал против жестоких порядков Итона, а незадолго до выпуска заявил, что после прочтения трудов Лукреция перестал верить в Бога. Из Итона его не выгоняли только из уважения к деду… А вот в Оксфордском университете Шелли продержался только год. Его исключили после опубликования брошюры «Необходимость атеизма».
Самоуверенный Шелли порою все же признавал свои ошибки. Например, ошибкой он считал свой первый брак. Еще будучи студентом Оксфордского университета, Шелли влюбился в пятнадцатилетнюю Харриэт Уэстбрук, дочку трактирщика. Богатому и образованному юноше ничего не стоило вскружить голову наивной деревенской девушке, которая и на школьных-то уроках усидеть не могла, маялась от скуки и частенько получала от учителя линейкой по рукам – за леность.
Шелли сыграл роль благородного спасителя – и действительно «спас» Харриэт от сурового отца и от жестокого школьного учителя. Похитил, увез, женился. Посвятил ей целый ряд стихотворений. В частности, такое:
О, Харриэт, в твоих лишь силах
Не очерстветь средь суеты;
Меж ненавистников унылых
Добра, нежна лишь ты,
И хрупкая твоя отвага
Заменит мне земные блага.
Но Шелли очень скоро пожалел о своем поступке, потому что разгневанные родители стали посылать ему вдвое меньше карманных денег, тогда как Харриэт не проявляла ни малейшего интереса к его идеям переустройства мира, а мечтала только о том, чтобы иметь собственный дом и хотя бы одну служанку… Понятно, почему поэт Шелли был настолько разочарован, что предпочел вовсе забыть о ее существовании, когда рядом с ним появилась Мэри Годвин.
* * *
Итак, в 1814 году вернулись из Шотландии Мэри и Джейн. Им обеим исполнилось по шестнадцать лет. Джейн превратилась в хорошенькую кокетку и была одержима мечтой о театре. А Мэри в свои шестнадцать сияла волшебной прелестью, это вспоминали многие: бледная, изящная, с точеным личиком, громадными карими глазами, великолепными пепельно-белокурыми волосами и кожей изумительной белизны и прозрачности, которая, казалось, светилась, как самый дорогой фарфор. И столько было в ее облике света, столько возвышенного и духовного, что Перси Биши Шелли влюбился в Мэри с первого взгляда. И даже забыл сказать избраннице о том, что уже женат, что у него недавно родилась дочь Ианте и что жена его снова беременна.
Мэри же не только разделяла все его увлечения, она имела и собственные идеалы, почерпнутые в основном из произведений матери, у чьей могилы она назначала свидания Шелли. Мэри была безразлична к житейской суете, к светским приличиям, к деньгам, к комфорту. Ему казалось чудом, что он встретил ее в этом огромном мире. И, встретив, он уже не мог с нею расстаться.
Перси Биши Шелли
Восхищенный, он писал своему другу Хоггу: «Своеобразие и прелесть ее натуры открылись мне уже в самых ее движениях и звуках голоса. Неудержимая сила и благородство ее чувств видны были и в жестах, и в наружности – как значительна, как трогательна была ее улыбка! Мэри нежна, сговорчива и ласкова, но может страстно вознегодовать и загореться ненавистью. По-моему, нет такого совершенства, доступного натуре человека, какое не было бы ей безусловно свойственно и очевидных признаков которого не обнаруживал бы ее характер».
