Его глаза сузились в щелочки.
– Как я должен верить тебе? Тебе?
Моя кровь вскипела от ярости. Как Рик смел намекать, что это я во всем виновата? Как будто я коварная сирена, которая соблазнила его и заманила в свою ловушку. Я вытерла губы льняной салфеткой и швырнула ее на стол.
– Не кажется ли тебе, что ты сваливаешь все с больной головы на здоровую?
– Неужели? – Он отодвинул стул и вскочил на ноги. – Я, черт побери, чувствую себя словно рыба, которую кинули на раскаленную сковороду. И ты знаешь, о чем я говорю.
Я взяла свою тарелку и пошла с ней к раковине. Мне не хватало воздуха, словно я только что одолела десять лестничных пролетов.
Ненавижу тебя! Эти слова готовы были сорваться с моих губ, когда я пустила воду и стала мыть тарелку, потому что я винила его за все. За мой позор. За крушение моего нового мира, который так мне нравился. Пять месяцев назад мне необычайно повезло, меня ждало чудо, но я отвергла его ради этого капризного и богатого красавца.
Зачем я это сделала?
Неужели была настолько глупа? Так нуждалась в стабильной и обеспеченной жизни? Не могла устоять перед искушением? Полетела, словно мотылек на пламя свечи? А если это так, то виновата ли я, что все пошло не так? Сколько невезения надо перенести, чтобы потерять контакт со своей душой?
Или, может, я просто перекладывала на него вину. Может, мне надо было смириться с тем, что я наделала недавно кучу ошибок и теперь получила заслуженное наказание.
– Уже не имеет значения, забыла я принять пилюли или нет, – заявила я. – Надо жить дальше. Нам необходимо решить, как справиться с этой проблемой. – Я закрыла кран, поставила тарелку в сушку и вернулась к столу.
Рик снова сел на стул.
– Ты уверена? – спросил он. – Может, ты покажешься доктору?
Я покачала головой.
– Положительный результат теста – точность девяносто пять процентов. Я беременна, Рик. Это факт. Понимаю, что ни ты, ни я этого не планировали, но так получилось. Так что мы будем делать?
Глава 4
Некоторым людям отчаянно не везет в жизни. Вы согласны с этим?
Но в то же время я не хочу сказать, что мы не контролируем дорогу, которую выбрали, или что мы не должны нести полную ответственность за наши поступки и взгляды. Я первая готова встать и заявить, что наше прошлое не должно диктовать условия нашему будущему. Важно то, что мы делаем сейчас, в этот самый момент, как движемся вперед.
Для того чтобы вы поняли меня и пошли вместе со мной вперед, мне первым делом нужно рассказать о событиях, которые привели меня к нынешней ситуации. И может быть, когда вы узнаете об обратной стороне этой истории, вы простите мне мой выбор.
* * *
Первый раз неудача настигла меня еще при рождении, когда во время родов умерла моя мама. У нее случился инсульт. Мой биологический отец вскоре нашел себе новую жену, а меня быстро сплавили в агентство по усыновлению.
Второй раз неудача пришла ко мне неделю спустя, когда у меня обнаружили дефект перегородки сердца – дыру в ней. Обычно у детей зарастает все само собой, но в 1983 году правила штата Нью-Йорк требовали от агентств, чтобы те предоставляли потенциальным приемным родителям медицинскую карту ребенка. Мои шансы найти новую семью стали очень малы, потому что никто не хотел взваливать на себя такую обузу – ребенка с багажом в виде огромного счета за медицинские услуги в будущем.
Первые месяцы жизни я провела в больнице, а потом меня поместили на патронажное воспитание в фостерную семью – агентство ждало, когда мое сердце станет здоровым.
Я не помню первые годы жизни, но мне страшно даже подумать, какой стресс пережила я, новорожденная кроха, когда меня извлекли из тепла материнского чрева. Конечно, я не понимала, что такое смерть. Горевала ли я по маме в тот день и в последующие месяцы? Интересно, брал меня кто-нибудь на руки, ласкал, разговаривал со мной или нет? Или я так и лежала одна, никем не любимая, никому не нужная в стерильной белой колыбельке?
У меня нет ответов на эти вопросы и скорее всего никогда не будет. Судя по моему поведению во взрослые годы, по тому, как я вела себя с людьми, подозреваю, что я не испытала в младенчестве чувства любви и привязанности, которые испытывают большинство малышей, чьи матери не умерли при родах.
В четыре года меня удочерили, и у меня худо-бедно появилась семья.
* * *
Моя мать работала горничной в одном из отелей Вашингтона, где останавливались приезжавшие в город политики и чиновники. Отец был строителем, и у него были проблемы с алкоголем.
Родители окончательно расстались, когда мне было девять лет. Пожалуй, к лучшему, потому что я слишком часто пряталась под кроватью, когда они ругались. Пронзительный голос матери наполнял меня ужасом, потому что она никогда не прощала отцу, если он спускал в таверне свою получку, и нам грозила голодная неделя.
Отец был неразговорчив. В ответ на все ее обвинения он пускал в дело кулаки. До сих пор я вздрагиваю при звуке разбившегося стекла или опрокинутой лампы.
После ухода отца мы с мамой жили несколько лет в нашей крошечной квартире. Потом он перестал платить алименты. Тогда все вконец вышло из-под контроля.
Глава 5
Не сомневаюсь, что и в вашей жизни были счастливые моменты, которые ярким пятном сияли в вашей памяти, но также бывали моменты, подобные аду на земле.
Я хорошо запомнила 1998 год; тогда мне исполнилось двенадцать, и мама третий месяц подряд не платила за квартиру.
– Пожалуйста, мистер Осборн, – проговорила она в очередной раз в дверях, а сама помахала мне, чтобы я ушла в свою комнату. – Дайте мне отсрочку до следующего платежа. Честное слово, я тогда все оплачу.
– Так вы говорили и в прошлом месяце, – буркнул он, – и в позапрошлом тоже. У меня много желающих на эту квартиру, целая очередь, и я не собираюсь больше ждать. Найдите себе дешевое жилье.
Мистер Осборн сунул маме в руку конверт и вышел.
– Что это? – спросила я из коридора.
Мама, в обтягивающих джинсах и на красных шпильках, прикрыла дверь квартиры, сломала печать на конверте и прочла письмо.
– Извещение о выселении. – Она аккуратно сложила листок и сунула его в конверт. – Это означает, что мы больше не можем тут жить. Надо собирать вещи.
– И куда мы пойдем? – спросила я.
Не на шутку озабоченная, я поплелась за мамой на кухню, где на столе лежала ее сумочка. Она порылась в ней и достала пачку сигарет.
– Пока не знаю, – ответила она и закурила. – Но на худой конец мы всегда можем поехать на запад и жить у моих родителей.
Я видела моих приемных деда с бабкой только два раза в жизни, и мне не слишком нравилась мысль о том, что мы поедем куда-то через всю страну и будем жить у чужих мне людей, которые ни разу не прислали мне поздравительную открытку ко дню рождения. Тут, в Вашингтоне, у меня были подружки; мне нравилась моя школа – ну, впрочем, не всегда.
