Казалось бы, лошадка была обречена уехать со ступенькой сначала до нижней точки обода, затем оказаться наверху, упасть оттуда и начать беспорядочное кружение, обивая об острое стекло деревянные бока.
Но ничего подобного!
Лошадка… прыгнула со своей ступеньки на следующую — вверх! И еще — вверх, вверх, вверх! Она так же, как Луиза, сохраняла свое место в нижней наклонной части обода. И скакала, скакала…
— Ну ни фига себе… — восторженно выдохнул Драчун. Остальные смотрели молча, но тоже восторженно.
Сега дал кошке еще одну лошадку. И случилось то, что в первый раз. Теперь уже две лошадки прыгали рядом со ступеньки на ступеньку, а Луиза стояла на задних лапах перед Сегой и ждала.
— На, кыса…
Скоро в Колесе прыгала уже шеренга шахматных лошадок. Потом две. Потом три… У Сеги их оказалось больше полусотни, и в конце концов получилось, что по блестящим ступенькам, среди размытых в воздухе искрящихся спиц скачет целый эскадрон. Семь шеренг по восемь лошадок в каждой — как на параде!
Они были всякие — маленькие и большие, совсем белые, орехового цвета и темно-желтые, деревянные и костяные, пластмассовые и даже стеклянные. Лошадки не мешали друг другу, держали строй, и казалось, для того они сделаны — чтобы прыгать в широком ободе Гироскопа и поддерживать его вечное движение.
Возможно, так оно и было.
По крайней мере, профессор Рекордарский почесал очками ухо и значительно произнес:
— Похоже, что вопрос о поддержке скорости решен. Едва ли еще придется подталкивать Колесо. Мальчик совершил большое дело…
Луиза тихо мяукнула и потерлась о Сегин сапожок. Сега взял ее на руки. Драчун посмотрел на них двоих, почему-то отвернулся и прикусил губу…
Белка шепотом спросила у Сеги:
— А тебе не жаль с ними расставаться? Если хочешь, мы соберем тебе новых…
Сега мотнул головой, так что разлетелись белые волосы.
— Не-а, не надо… Я хотел оставить себе двух или трех, а потом подумал: им будет обидно — все сделались живыми, а они остались деревяшками… И у меня ведь есть этот… — Сега тронул свитер, под которым на шнурке висел впаянный в медальон из ракушечника морской конек-малютка. — Он спит, но он живой… А эти… смотрите!
С лошадками происходили удивительные изменения. Из шахматных фигурок они превращались в крохотных, но настоящих лошадей. С туловищами, развевающимися гривами и хвостами, с тонкими мелькающими ногами, на которых мерцали серебром копытца. И эти копытца стучали о ступеньки. Топот их был мелким, дробным и веселым, словно сыпались на стеклянные листы сверкающие бусинки…
— Вот и ладно, — хрипловато порадовался Лихо Тихоныч. — Вот оно и случилось хорошее дело, которое мне обещал Пантелей…
Пантелей зашевелился у него в ладонях, забормотал. К Сеге подошел Драчун. Он смотрел в пол. Посопел и пробормотал:
— А можно мне пустить туда своего кота?
— Какого кота? — шепотом удивился Сега.
Драчун вдруг всхлипнул. И показал на ладони рыжую кошачью фигурку ростом с мышонка.
Дашутка глянула на всех по очереди и тихо сказала:
— У него на той неделе умер любимый кот Максик. Андрюша его в прошлом году нашел на улице… Максик сперва чуть не съел скворца, а потом они подружились. А недавно… вот…
— А мы ничего не знали… — сказала Белка. Драчун моргнул, с ресниц слетели капли.
— Сега знал, — сдавленно сказал он. — И Вашек знал. Это он слепил его… — И Драчун качнул руку с котом-малюткой.
— Давай, — сказал Сега и двумя пальцами взял кота. — Кыса, ты можешь?
Луиза встала на задние лапки. И Сега снова сказал «давай» — уже Луизе. И та скакнула с маленьким котом в Колесо, как скакала с лошадками. Поставила его впереди всех шеренг. Прыгнула обратно.
Рыжий кот распрямил туловище, взметнул хвост и, обрастая шелковистой шерсткой, помчался вверх впереди «эскадрона». Он был размером с крупную лошадку, но это не нарушало почему-то внутри Колеса никаких масштабов.
— Ну вот, — строго сказала Дашутка Драчуну. — Теперь больше не плачь.
— Ага, — кивнул он и всхлипнул опять.
А Сега вдруг оглянулся, словно искал место, куда сесть. И сел на пол. Уперся сзади ладонями. Виновато сказал подскочившему Вашеку:
— Что-то голова закружилась…
Вашек быстро присел рядом, левой рукой обнял за плечи, правой выхватил мобильник.
— Не надо, — слабо сказал Сега. — Сейчас пройдет… Профессор опустился рядом с братьями.
— Я ведь слышал про Сережину болезнь. Разве она не прошла? Ох, растяпа я старая, надо было догадаться раньше… — При этих словах он суетливо шарил во внутреннем кармане пиджака и вытащил наконец черную, похожую на плеер коробочку. — Это новый прибор экстренной диагностики. На всякий случай я всегда ношу его с собой. — И ребром повернул коробочку к Сеге.
Все напряженно молчали. Вашек все еще держал мобильник наготове.
— Ясно… — вздохнул профессор. — Этого следовало ожидать. Куда смотрели врачи?.. Впрочем, смотреть им было некуда, это не их сфера… Мальчик, тебе всего-навсего надо побыть в плоскости векторного Гироскопа…
Валерий Эдуардович неожиданно легко поднял Сегу на руки, шагнул с ним к левому краю Колеса (где прыгали лошадки и кот). Встал перед бегущим широким ободом, который казался то металлическим, то стеклянным. Сега вдруг обнял профессора за шею, прижался к нему. Вздрогнул и притих. Были слышны только шорох Гироскопа и серебристая дробь крохотных копыт. Все замерли и ждали неизвестно чего…
Сега шевельнулся. Качнул ногами. Отодвинул голову, глянул профессору в лицо.
— Вот и все, — деловито сказал тот. Опустил Сегу на пол. — Теперь ты, мальчик мой, можешь, как и все мы, подхватить разные болезни, но эта хворь не вернется к тебе никогда.
— Та-а… — тихо улыбнулся Сега.
— Ура… — шепотом возрадовалась Белка. Потому что ушла насовсем тревога, которая до этой поры незримо и постоянно жила среди друзей.
Валерий Эдуардович солидно; словно на кафедре перед студентами, поправил очки.
— Вы не должны огорчаться, господа, что задуманный вами эксперимент планетарного масштаба не состоялся. Восстановленное здоровье этого молодого человека — тоже немалый результат.
— Тоже планетарный, — сказал Тюпа. До этой минуты он помалкивал, опасаясь предстоящей нахлобучки профессора, но сейчас не подлизывался — высказался солидно и твердо. И Валерий Эдуардович наградил его ободряющим (и прощающим) взглядом.
А Сега опять держал на руках Луизу, поглаживал ее и все улыбался. И однако же…
Да, он избавился от болезни, но способность чуять разные беды — близкие и далекие — его не оставила. Сега быстро опустил кошку на пол, глянул в сторону, словно сквозь стену.
