— Подумаешь. Не смертельно... Ты далеко живешь?
— Нет, за углом, на Якорной...
— Пойдем... — Она взяла мальчика за руку (бейсболку он крепко держал другой рукой), и они, пригибаясь против ветра, ринулись к перекрестку.
За углом ветер был послабее. Скоро Ника и мальчик оказались у подъезда, вскочили в него, как в убежище. Здесь к ним с радостным повизгиванием подскочил клочкастый пудель.
— Чапа! — обрадовался мальчик. — Здравствуй! Тебя что, домой не пускают?
Чапа потанцевал перед мальчиком, а потом и перед Никой, на задних лапах. Ника потрепала его по ушам.
— Хороший... Это твой?
— Непонятно чей... А вообще-то общий... Смотри, он на твой локоть глядит. Дай ему зализать, и быстро пройдет. У добрых собак слюна стерильная. Чапа всем ребятам коленки и локти зализывает, когда обдерут...
Ника усмехнулась и подставила локоть. Чапа деловито взялся за свое санитарное дело. Мальчик и Ника наблюдали.
— Спасибо, — через полминуты сказала Ника Чапе. А мальчику сообщила: — Ну, все. Надо мне идти. Не теряй больше шапку...
— Не буду, — серьезно сказал он. И вдруг попросил, когда она шагнула к двери: — Подожди...
Ника остановилась.
— Тебе очень нужна удача? — спросил мальчик.
— Еще бы... — горько сказала девочка.
— Тогда возьми. — Мальчик достал из-под фуражечной подкладки и протянул автобусный билет.
Ника смотрела смущенно и недоверчиво.
— У меня была уже одна большая удача, — объяснил мальчик, глядя большими честными глазами. — Пусть теперь случится у тебя.
Она неуверенно взяла билет.
— А не жалко?
— Немного жалко, — прямодушно сказал он. — Но ведь тебе нужнее. А когда жалко, это даже лучше. Волшебство получается сильнее...
— Ты хороший человек, — сказала Ника.
— Да ну... обыкновенный... — пробормотал он. — Когда загадаешь желание, сомни билет в кулаке. А потом разгладь снова...
— Обязательно... Спасибо... — Ника вдруг быстро чмокнула мальчишку в щеку. Потом опять потрепала по ушам Чапу и выскочила под ветер...
Мальчик постоял, держась за щеку. Вздохнул, присел на ступеньку, притянул пуделя к себе...
— Эх ты, Чапа... А я ведь скоро уеду...
А «Кречет» продолжал бороться со штормом.
— Жора, надо поставить штормовой стаксель! — крикнул капитан Ставридкин. — А то развернет лагом, будет полный марш Шопена!..
— Поставим, кэп!
И скоро вверх по штагу поползла парусина маленького треугольного паруса.
— Охохито, Паганель! Возьмите пока руль! — скомандовал капитан. — Старайтесь держать круто-круто в бейдевинд. На грани заполаскивания... Макарони, Жора! Стаксель-шкот втугую!
Два матроса перехватили рулевое колесо.
— Скорость-то будет никакая, капитан, — жалобно сказал Паганель.
— Главное, чтобы не развернуло бортом к волне...
— Постараемся, капитан, — пообещал Охохито.
Штормовой стаксель иногда стремился заполоскать, но
Охохито слегка перекладывал руль под ветер (Паганель, судя по всему, помощник был так себе), и дрожащая парусина снова натягивалась. Яхта шла, зарываясь носом в волну...
В кубрике Максим и Владик при каждом раскачивании по-прежнему наваливались друг на друга. Владик прокричал:
— Стало качать ровнее! Наверно, вздернули штормовой треугольник!
— Ты говорил, что не разбираешься в морском деле! А на самом деле вон как разбираешься! — крикнул в ответ Максим.
— Я говорил, что не учил специально! А что знаю, то само запомнилось!.. — Он повертел в пальцах очки. — Смотри, стекло треснуло. Даже не заметил когда...
Наверху капитан Ставридкин распорядился:
— Теперь надо перекусить по очереди. Как бы ни свистело, а питаться необходимо...
— Клянусь дедушкой, это правильно. У меня чем крепче свистодуй, тем сильнее аппетит...
— А как там эти любители приключений?
— Никуда не денутся. Я их закрыл внизу.
— Взгреть бы обормотов...
— За что, Данилыч? Любимого зайца спасали. Нам-то не до него было, а они вспомнили... И, кстати, действовали по правилам...
— Вот оказались бы за бортом. Разве выловишь в такой каше?
— Господь миловал... — Жора украдкой перекрестился. — Ты их, Данилыч, сильно не ругай. Клянусь дедушкой, геройские пацаны...
— Ладно... В любом случае надо сперва покормить...
Жора заглянул на камбуз.
— Дядя Юферс! Доблестные мариманы должны обедать даже на краю пучины!
— Придется опять консервами, Жора! Сам видишь, какие танцы!..
— Хоть чем! Клянусь дедушкой, я готов сожрать живого кашалота! — И Жора скрылся.
Корабельный гном Гоша сокрушенно сказал из-за своего укрытия:
— Кажется, это самое... намудрили мы с этим колдовством...
— Думаешь, мальчишки что-то сделали не так?
— Это самое... я сделал не так. Узел-то этот сам по себе. А я еще вдобавок поворожил это... по старинке. Гномьим заклятием. И это самое... перестарался, видать. Практики мало... Это, значит... старость...
— Зачем ты, Лангустыч, решил добавить ветру-то?
— Думал, это... что капитан сразу ляжет на левый галс, потому как при нем, при левом, это самое... «Кречет» послушнее. А он, капитан-то, кажется, это самое... не распознал еще такое... или не успел повернуть... Теперь это... уж точно не видать нам Синетополя...
— Это, Гоша, еще рано говорить. На море бывает всякое... Пойду кормить морячков...
— Погляди, как там мальчики. Это самое... тревожно за них...
— Погляжу...
Мальчиков между тем Жора с предосторожностями переправил через палубу в общий кубрик.
— Получите героев. Под расписку.
Максим и Владик встали, насколько это позволяла качка, в позу виноватых школьников, которых доставили в кабинет завуча.
Те, кто поедал из банок принесенные дядюшкой Юферсом консервы (капитан, Жора, Макарони и сам Юферс), молча смотрели на них.
Проглотив очередную порцию фасоли, капитан наконец спросил:
— Как по-вашему, что теперь с вами делать?
Они переглянулись.
— Наверно, выдрать, да? — с грустным пониманием выговорил Максим.
— Очень правильная мысль... Жаль, что пока не позволяет обстановка... Есть хотите?
— Да!! — возгласили оба юнги.
