— Он чувствует себя нормально! — отрапортовал Владик. — Потому что с ним вот... — И он показал Андрюшку, который сидел у него на колене.
— В талисманах есть великая сила, когда они добрые, — понимающе сказал Макарони.
— Это не талисман, а просто Андрюшка, — слегка обиделся за любимого зайца Владик.
— А чего ж! Одно другому не мешает, — заметил Макарони. — Ты бы дал Максу подержать его за уши, у того тоже укачка прошла бы...
— Пойду дам, — согласился Владик. — Дядя Жора, можно?
— Можно... Хотя, клянусь дедушкой, от морской болезни лучшее лекарство — работа. Охохито! Ты ведь у нас мастер по узлам и сплесням. Найди для мальчиков хорошие пеньковые концы и покажи, как их сращивать по всем законам такелажного дела. Будем считать, что это в программе обучения нашей молодежи морским наукам.
Когда Владик оказался на палубе, он увидел, что Максим стоит у борта, не прячась от брызг и перегнувшись через релинги. Встал рядом.
— Максим, ты как?
— Что «как»? — слегка огрызнулся тот.
— Сильно... умотало?
— Я не делаю из этого трагедии, — с остатками твердости сказал будущий капитан.
— Ну и правильно... Ты не стесняйся, это со многими бывает. Ты же сам говорил про Нельсона...
— Я не стесняюсь. Но и гордиться тут, к сожалению, нечем... — он опять перегнулся через поручень.
— Подержи Андрюшку за уши, станет легче, — посоветовал Владик и протянул Максиму зайца головой вперед.
Максим помотал головой:
— Не поможет.
— Зря ты не веришь. Мне вот помогает...
— А мне не поможет. — Максим измученно и виновато улыбнулся. — Андрюшка на меня наверняка обиделся. За то, что я не захотел рядом с ним сниматься...
— Андрюшка никогда не обижается! Он добрее всех на свете! Держи...
Максим опять слабо улыбнулся и подержал в пальцах тряпичные заячьи уши.
— Эй, мучачос! — окликнул их Охохито. — Пошли в кокпит, старпом велел вас взять в работу. Каждый юнга должен знать, с какого конца за какой трос хвататься...
Они устроились в кокпите позади штурвала. Капитан Ставридкин иногда оглядывался на них, но довольно рассеянно, его заботила проблема оптимального выбора курса. Охохито показал мальчишкам загнутую деревянную штучку.
— Это, дорогие мои, называется «свайка». Первый инструмент всякого, кто занят делами с концами и тросами. Берутся два конца, надо их срастить. Срастишь плохо — дело может кончиться визитом к акулам... Это в школе, если плохо приготовишь урок, самое плохое — что? Ну двойка, ну нахлобучка или в самом худшем случае — папин ремень... А море за плохие уроки двоек не ставит. Ему в общем-то все равно, как ты учишься. Бывает, полетел конец — и нет человека, а то и всего корабля. А потому глядите и учитесь, мучачос...
В это время в Синетополе, во дворе с шумящими каштанами девочка Ника качалась на качелях. Ветер трепал ее разноцветное платьице и волосы. У подъезда стояла готовая в дорогу иномарка. Мать Ники и дядя Рудик собирались в поездку.
Мать сказала от дверцы машины:
— Ника, девочка моя, подойди сюда.
— Зачем?
— Подойди, я сказала. Разве это трудно? Мы уезжаем до вечера.
Ника прыгнула с качелей и подошла, глядя в сторону. Прежде чем она успела увернуться, мать поцеловала ее в щеку.
Дядя Рудик не решился на поцелуй: Ника смотрела на него спокойно, но выразительно.
— Будь умницей, — сказала мать. — Погуляй, а потом ступай домой и займись французским. Не забывай, что у тебя задание на лето.
— А оно мне надо, это задание?
— Но иначе тебя не оставят в лицее!
— А я просилась в этот лицей?
— Какая ты неблагодарная! Дядя Рудик столько сил потратил, чтобы записать тебя туда!
— Я все равно вернусь в старую школу...
— Ты невозможная девчонка!..
Дядя Рудик взял жену за локоть.
— Юточка, пора ехать. Ника шутит. Все будет в порядке, верно, девочка? — И он бодро подмигнул падчерице. Та ответила соответствующим взглядом.
Иномарка с шуршанием укатила со двора.
Ника постояла, опустив руки, мотнула головой и снова прыгнула на доску качелей. Качнулась раз, другой. Разноцветное платьице опять затрепетало, как флаг...
А яхт-клубовский флаг, под которым шел «Кречет», трепетал на ахтер-штаге в потоках морского ветра. Ветер дул почти навстречу, курс был самый крутой бейдевинд...
Охохито проверял работу ребят.
— М-да, мучачо, это, надо сказать, получилось у тебя не очень красиво, — сказал он Владику и покачал в пальцах пеньковый трос с плетеным утолщением на конце. — Напоминает ужа, проглотившего зазевавшегося ежика...
— Зато крепко получилось, — не смутился Владик и ловко подпоясался сплетенным концом.
Охохито нагнулся над Максимом, который еще не закончил задание...
— Жора! — окликнул от штурвала капитан своего старпома. — Я не вырезаюсь! Придется сейчас увалиться, потом сделаем оверштаг. Без лишнего галса нам не обойтись...
— Как скажете, кэп! Хотя, клянусь дедушкой, я бы...
— Никаких «хотя» и никаких дедушек! Свалимся на десять миль к норду, а там снова ляжем курсом на Византийск!
— Есть, капитан!.. Матросы, по местам! И не вздумайте перепутать концы!
Матросы заняли привычные места у шкотов. Ребята приткнулись рядом.
Только дядюшка Юферс и выглядывающий из-под его локтя Гоша смотрели на аврал, высунувшись из люка.
— Давай, Жора, — сказал капитан.
— Потравить грот и стаксель! Да аккуратно, помалу... Еще!.. Стоп!
Оба паруса заполоскали было, но тут же снова взяли ветер, потому что капитан крутнул штурвал. «Кречет» побежал резвее. Но через четверть минуты капитан отдал новую команду:
— К повороту!
— Есть к повороту! На шкотах не зевать! — отозвался Жора.
— Поворот! — скомандовал капитан.
— Поворот! — повторил Жора. — Гика-шкот и стаксель-шкот втугую! Да живее! Неужели мама не учила вас быстро кушать манную кашу, чтобы не было так противно?! Гик налево... потравили слегка... Взяли левый стаксель-шкот!.. Молодцы, мальчики! Наветренный стаксель-шкот подберите, чтобы не болтался...
Нельзя сказать, что от мальчишек было много пользы, но они старались от души.
«Кречет» перешел носом линию ветра и теперь бежал правым галсом, полный бейдевинд.
— Макарони, возьми руль, — сказал капитан. — Курс десять градусов. Будем так идти около часа, этого хватит...
