— Рано еще, все спят...
— Рулевой не может спать, — строго заметил Максим, — он на вахте...
— Но не песни же ему петь, — хмыкнул Владик.
И в эту минуту снаружи послышался бодрый песенный куплет:
Отчего так ёкнуло в печенке
И ползут (ох!) по спине мурашки?
Это кто же там сидит в бочонке —
Весь такой мохнатенький и страшный?
Затем раздался жалобный голос:
— Педро, прекрати орать такие песни, это дурная примета...
— Не робей, Макарони, держи заданный курс! А с дурными приметами мы разделаемся так... — И ба-бах! Это грянул оглушительный выстрел. Владик и Максим кинулись к трапу, ведущему на палубу. Владик вернулся, прихватил Андрюшку и опять бросился наверх.
На палубе длинный носатый матрос в высокой шляпе деловито продувал старинный пистолет. Увидев ребят, он раскинул руки и радостно возгласил:
— Салют, мучачос!.. То есть привет вам, юнги! Поскольку «мучачос» по-испански «мальчики».
— Здравствуйте. Вы испанец? — удивился Максим.
— Нет, но моим предком в семнадцатом веке был знаменитый флибустьер Педро Бальтазар де Керосина! Этот пистолет достался мне от него в наследство. С тех пор я собираю коллекцию старинного оружия. Я и в этот рейс пошел, чтобы побывать на южных антикварных рынках!
— Мы вас видели на карнавале, — вспомнил Максим. — Вы очень метко подстрелили шарик... — Максим говорил это и в то же время оглядывал синий простор, кое-где пересыпанный белыми гребешками: море интересовало его больше пистолета.
Но потомок флибустьера живо отозвался на мальчиш-кины слова:
— О да!. Это для меня пустяк! Недаром меня, Петра Веревкина, прозвали Охохито, что означает «Меткий глаз».
— А кто вас так прозвал? — рассеянно поинтересовался Максим, осматривая горизонт, судно и туго надутые грот и стаксель.
— Я сам и прозвал, кто же еще!.. — сообщил Охохито, умело перезаряжая пистолет. — Подбросьте-ка повыше эту жестянку... — он протянул ребятам пустую консервную банку.
— Дайте я! — сунулся вперед Владик (потому что Максим не очень охотно прореагировал на просьбу). Он схватил банку и приготовился. — Андрюшка, смотри...
Яхту покачивало, приходилось балансировать, но Владика, когда он был с Андрюшкой, качка не смущала. Он попрочнее расставил ноги и приготовился швырнуть мишень.
Отчего так ёкнуло в печенке
И бегут (ох!) по спине мурашки... —
снова пропел потомок Педро Бальтазара де Керосины. И спросил:
— Готов, мучачо?
— Готов!
— «Это кто же там сидит в бочонке...» Давай!
Владик ловко запустил банку в небесную синеву. Пистолет бухнул, выбросив круглое облако дыма. Пробитая банка закувыркалась. Владик зааплодировал Андрюшкиными лапами...
Максим в это время был уже на корме, у штурвала, который держал Макарони. Вежливо, но настойчиво будущий капитан вникал в детали корабельного дела:
— Скажите, а какой марки компас?
— Наш родной, стодвадцатисемимиллиметровый, — довольно охотно отвечал Макарони. — Самая надежная система...
— А это магнитные компенсаторы? Для устранения девиации?
— Для ее самой... Только она не устранится, если Педро будет голосить свои песни про призраков. В море ими можно накликать беду...
— А какой курс? — Максим вытянул шею к нактоузу. — А! Семьдесят девять градусов, ост-тень-норд...
— Разбираешься... — с уважением заметил Макарони.
— А можно я подержу штурвал?
— Ну, попробуй...
Максим, обмирая в душе от того, что сбывается мечта, взялся за обод рулевого колеса.
— Я чуть-чуть повожу на курсе? Попробую...
— Ну, чуть-чуть... Только не вздумай свистеть за рулем, это скверная примета...
— Что вы, я не буду...
Бах! — раздался в это время еще один выстрел. Владик снова аплодировал Андрюшкиными лапами, Охохито с довольным видом продувал свой реликтовый пистолет, а в воздухе, кувыркаясь, летела вниз еще одна пробитая жестянка.
— Здорово! — радовался Владик. — Охохито, я сейчас принесу аппарат и сниму вас! Можно?
Охохито принял горделивый вид, но тут же озабоченно съежил плечи и стал толкать пистолет за широкий пояс. Потому что раздался голос старпома Жоры:
— Это что же творится на судне с самого утра? Если мне кто-то скажет, что это порядок, так я скажу, что совсем даже кавардак! В честь какого праздника пальба? Охохито, почему ты нарушаешь тишину мирного утра и засоряешь водоем ржавыми жестянками, вместо того чтобы привести в порядок рундук с запасными парусами, как я велел?.. Клянусь дедушкой, я тебя высажу в первом порту!.. Ну-ка, дай я тоже выстрелю...
Но он не успел. Появился на палубе капитан Ставрид-кин, который тут же устроил разнос со своей стороны:
— Что здесь происходит? Это яхта или пиратская посудина с пьяной командой? Что за экипажем наградил меня Господь? Один — внук контрабандиста, другой — потомок испанского разбойника!.. Виктор, почему стаксель дергается у передней шкатбрины, как от щекотки? Увалйтесь!..
Макарони поспешно перехватил у Максима штурвал.
— Почему юнги скачут по палубе в голом виде и без спасательных жилетов? — продолжал наводить порядок капитан. — Старпом! Позаботьтесь, чтобы мальчишки не болтались без дела!..
Жора строго глянул на Владика и подбежавшего Максима:
— Пять минут на одевание-умывание! Пятнадцать минут на завтрак у дядюшки Юферса! Потом занятия по навигации и такелажному делу!
— Есть! — хором отозвались оба и скатились в кубрик.
Владик первым делом заглянул под койку.
— Гоша, ты как?
— Очень это... славно...
— Вечером мы потихоньку выведем тебя на палубу. А сейчас принесем завтрак.
— На палубу это самое... хорошо... А завтрак не надо, корабельные гномы могут без еды сколько угодно. Только принесите это... бутылочку морской воды...
— А я уже стоял у руля, — натягивая шорты и рубашку, сообщил Максим.
— Ага... Недаром стаксель заполоскал, — не удержался Владик.
— Потому что держать судно на курсе — это не жестянки бросать, — не остался в долгу Максим.
— Мальчики, это... не ссорьтесь. У вас же это самое... добрые сердца, — подал голос из-под койки Гоша.
— А мы и не ссоримся, — сообщил Максим. — Мы по-ле-ми-зируем... — Он потрогал присохший к колену пластырь и поморщился.
