— Конечно, дикобразы такие, — сказал Ежики. — Вытащи ты их…
Но Гусенок вытащил не каштаны. Из другого кармашка вынул, положил на ладонь черный якорек.
…Тот самый?
По крайней мере, в точности такой же.
Рука у Ежики сама дернулась к якорьку. И так же дернулась — назад — ладонь мальчика. Сжались пальцы. Ежики смущенно и сердито опустил руку. Гусенок виновато улыбнулся, разжал кулак.
Ежики сказал насупленно:
— Не бойся.
— Я и не боюсь… Смотри, если хочешь.
Ежики тронул пальцем колючую лапку.
— Ты где его взял?
— Вчера нашел в парке, — охотно признался Гусенок.
Сердце у Ежики — бух, бух, бух…
— В каком парке?
— В нашем, лицейском…
«Спокойно, Ежики, спокойно… Кантор тогда стоял у окна, рукой махнул. Выбросил?.. Подожди, надо по порядку. И не надо пугать маленького…»
— Разве ты в лицее учишься? Я тебя не видел.
— Я недавно… А тебя я видел, в столовой…
— А почему ты без формы?
— Ты вот тоже без формы, — с хитринкой заметил мальчик.
— Я ее терпеть не могу.
— А я… не знаю. Может, я тоже… Но пока мне ее просто не дали.
— А якорек… Ты нашел недалеко от угла, где спальное крыло?
— Да… Я играл там. Знаешь, где старый пень от дуба?
— Постой… Темно ведь было! Так поздно играл?
Гусенок слегка смешался:
— Ага… Ты не говори никому. Я там с фонариком бродил. Посветил под ноги, а он лежит в траве.
— Из моего окна вылетел, — не сдержался, вздохнул Ежики.
У мальчика лицо стало огорченным и озабоченным. Набухла нижняя губа, сошлись маленькие светлые брови.
— Не веришь? Я им вчера тоже исцарапался. Вот, смотри… И в кармане от него дырки… — Ежики вывернул подкладку. — Видишь…
— Тогда бери, — печально сказал Гусенок. — Раз он твой…
Ежики протянул было пальцы. Не взял. Зачем? Главное, что якорек есть!
«Есть, есть, есть!» — радостными толчками отдалось в нем. А у кого якорек хранится — не важно. Важно, что Ежики про себя знает: он был вчера на Якорном поле! В самом деле был!
И хороший этот пацаненок в помидорных сандалиях пускай тоже радуется.
Ежики весело сказал известную считалку-поговорку:
Кто гребет —
Того и лодка,
Кто нашел —
Того находка, —
и добавил: — Оставь себе.
Гусенок серьезно возразил:
— Находка — это если не знаешь, кто потерял. А я ведь знаю.
— Ну… тогда я его тебе дарю.
Мальчик мигнул, заулыбался.
— Да? Тогда ладно… спасибо. Это будет у меня «йхоло»…
«Йхоло» или просто «холо» — это маленький талисман, амулет для хорошей жизни, для защиты от всего плохого…
— А я тебе тоже… — Гусенок с натугой вытащил из кармана каштаны, потом еще что-то совсем небольшое. Спрятал в кулаке. — Это не в обмен, а тоже… подарок. На…
В ладонь Ежики легла монетка. Он глянул и… не то чтобы вздрогнул, но нервным холодком царапнуло спину.
«Та самая?.. Та, кажется, была сильнее потерта. Но как похожа!»
В какую бы пору ни жил человек — в каменном веке, в средневековье или в эпоху космических полетов, он все равно верит в приметы. Ну, пускай не каждый, но многие верят. Даже капитаны межпланетных десантных лодок и крейсеров. А чего уж говорить о мальчишках… И Ежики порой горько размышлял: уж не наказала ли его судьба за трусость? За то, что отдал тогда монетку этим психам из Садового бункера.
«Но ведь она же не была йхоло! Я только думал сделать ее талисманом, но еще не успел!»
…Этот маленький странный клад они с Яриком нашли, когда лазили в подземный ход под остатками Квадратной башни у Земляного вала. Перебирались там через низкую полуразваленную стенку, Ярик зацепил камень, тот скатился, стукнул Ежики по ноге. Ежики ойкнул, сел на корточки и в метнувшемся луче фонарика увидел монетки. Они кучкой лежали в похожем на блюдце углублении ракушечной плиты, под нависшим каменным блоком.
Кто их здесь положил? В древности или недавно? Чьи монеты, каких народов и времен?
Оказалось, что очень разных. Были — прошлого века, а были — черные, неровные, с полустертыми фигурками кентавров и львов, наверно, тысячелетней давности. Все небольшие, с ноготь взрослого мужчины.
Ежики и Ярик честно разделили находку в отряде Морских орлят. Себе оставили только по одной монетке. Правда, взяли самые красивые. Разыграли их между собой. Ярику досталась денежка с двухмачтовым корабликом. На кораблике — раздутые пузырями паруса и длинные флаги. Ежики выиграл другую — с курносым и лохматым профилем — явно мальчишечьим. Конечно, ему больше хотелось кораблик, но жребий есть жребий. Да и мальчишка на монетке был ничего, славный такой…
Вокруг мальчишечьего портрета (и вокруг кораблика тоже) тянулись латинские полустертые буковки непонятной надписи. А на другой стороне обеих денежек — никакой надписи, только число 10 и под ним отчеканен колосок с крошечными зернами и усиками…
Через день после экспедиции (получив дома нахлобучку и прощение) показал Ежики монетку маме.
— Ма-а, ты как думаешь, это кто?
— «Лехтен… стаарн», — с трудом прочитала мама. — Кажется, город такой, очень старый. А мальчик… Возможно, это связано с легендами о Хранителях…
— О ком? О святых? — Ежики глянул хитровато. — Которых ты поминаешь?
Мама нередко говорила: «Святые Хранители, это что за ребенок!.. Великие Хранители, я опаздываю на работу!..»
Мама растрепала Ежики волосы и сказала, что научилась этим словам у его отца. Виктор Юлиус Радомир много знал о Хранителях. Это были люди, которые в разные времена героически защищали свои народы, свои города, а то и просто попавшего в беду человека. И случалось, отдавали за это жизни… Потом таких людей объявляли святыми и даже строили в их честь храмы. К сожалению, мама не знала подробностей. Историей религий она не интересовалась и просто историей тоже. И видимо, это к лучшему. По крайней мере, она не приходила домой с землей в волосах и драной одежде…
Ежики засопел: было нечестно поворачиваться к старой теме, когда уже все позади. Мама спохватилась, сделала все шуткой, потом взяла монетку на ладонь.
— Славный мальчик… Ты его береги.
Ежики не сберег монетку. До сих пор горько и стыдно вспоминать.
…Когда самодельный бумеранг не вернулся к его ногам и улетел в заросли дрока, Ежики бросился на поиски. Охая и чертыхаясь, продрался он сквозь джунгли и оказался на квадратной, мощенной ракушечными плитками площадке.
