— Раз мы оба безындексные, может быть, пойдем отсюда на солнышко? В кустах нас все равно не увидят. А здесь как-то… — Он зябко повел плечами.
Измученный недавней жарой, Корнелий не пошел опять на солнце. Устроился в проеме входа, ведущего в подземный каземат. А Цезарь — в пяти шагах, на крошечной лужайке среди желтой акации и татарника. Сел на валун, уперся пистолетным стволом в колено, ладони и подбородок положил на рукоять. Покосился на Корнелия, объяснил смущенно:
— С оружием спокойнее, хоть и с пустым…
«Все-таки еще совсем дитя…»
Корнелий сказал:
— Мы тут как на необитаемом острове.
— Да… Только у Робинзона была пища и вода, а нам придется пожить здесь до ночи без всего…
— Хотя бы до сумерек. Потом я знаю, куда идти. Там покормят и помогут.
— Ваши друзья?
Корнелий промолчал. Друзья ли? Не будет ли он с Цезарем обузой? И в гибели Петра не сочтут ли виноватым его, Корнелия?
Цезарь это молчание понял по-своему:
— Вы, наверно, обижаетесь на меня…
— За что, Чек?!
— Я не сказал, как у меня пропал индекс.
— Ну и не говори. Мы многого еще не сказали друг другу. Придет время — скажем.
— Нет, я никогда не смогу. Если папа не разрешит. Я дал ему слово никому ни за что не говорить, как это случилось.
— И поэтому молчал на всех допросах?
— Да.
— Правильно. Если люди узнают, что ты сумел это сделать с собой, они поймут, что ты можешь убирать индексы и у других.
— Папа так и говорил. Но я все равно ни с кем такого не сделал бы! Это же все равно что убить человека!
— Ну, не совсем, — улыбнулся Корнелий и выбрался из щели. — Мы-то с тобой еще живы и помирать не собираемся.
«Штурман Лот понимал, какую взрывчатую силу несет в себе его сын. Какую опасность для Системы. И чем рискует мальчишка. Ведь уничтожат, не дрогнув, если узнают, что он может… Да, но с другой стороны, едва ли штурман Лот считает Систему справедливой. Человек такой отваги и ума — не обыватель, который жизнь проводит у стереоэкрана… Ох как ты стал мыслить, Корнелий Глас… Не во мне дело… Штурман Лот сейчас, когда Система отобрала у него сына, может ее только ненавидеть…»
Корнелий сел на корточки рядом с Цезарем. У того по плечам бегали пятнистые тени от листьев. Цезарь выпрямился, посмотрел на Корнелия, отложил пистолет. На ноге, над коленом, от шестигранного глушителя остался красный след, похожий на отпечаток большой гайки. Цезарь дохнул на ладонь, провел ею по отпечатку, след мгновенно исчез.
«Цезарь — не Витька, не мальчик из другого мира. Вопрос о вмешательстве в дела другой страны не встанет… Но отец? Как повернутся его ярость и боль за несчастья с сыном? Если встретятся, не схватит ли он Цезаря в охапку, чтобы только спасти, укрыть, спрятать от всех?.. И если он это сделает, разве не будет прав?»
«Но надо еще, чтобы сперва они встретились!»
«А… может, не надо? Не лучше ли, ради высшей цели, чтобы Цезарь убедился в гибели родителей? Тогда-то он будет свободным от слова, которое дал отцу. И вся ненависть мальчишки обратится против Машинной системы…»
Пролетел над кустами ветерок. Случайность, конечно. Однако шуршание листьев напоминало шелест вишневой сутаны. Словно Петр прошел мимо, шепнув на ходу: «Опомнись, Корнелий…»
«Не бойся, Хальк, я все равно не способен служить великим целям такой ценой. Чек сказал про отца с матерью: „Я без них не могу“. К тому же на беде ребенка не построишь счастливый мир…»
«Это опять не твои слова. Это говорил старый Вессалин Грах из фильма „Путь черного центуриона“»…
«Не все ли равно, кто говорил, если правда…»
— Цезарь… А надо ли спешить в столицу? Может быть, родители скоро вернутся? Лучше понаблюдать за домом.
— Вернутся? — Он горько покачал головой. — Я уверен, что их там арестовали.
— Да за что же?! Если они хотели только…
— Цезарь! Эй, мальчик! Цезарь Лот!..
Этот высокий мужской голос раздался за кустами. Цезарь мгновенно побледнел.
— Ложись! — Корнелий толкнул его в плечо. Цезарь мягко упал, завалился в чащу и лег плашмя, беспомощно выставив перед собой ствол пустого «С-2».
Но был другой пистолет, полный патронов. Качнув его в ладони, Корнелий выпрямился. Медленно и тяжело ухало сердце.
Круша сорняки, Корнелий шагнул навстречу голосу.
Вверх по склону ломился инспектор Альбин Мук.
— Стоять! — сказал Корнелий, отводя предохранитель.
— Стоять! — сказал он и подумал: «Лишь бы Цезарь не лежал, удирал скорее… А куда?» — Не двигайтесь, господин инспектор. И скажите вашим помощникам, чтобы тоже не двигались.
— Корнелий! Господи, вот удача-то!.. Да один я, один, убери пушку!
— Я подожду убирать… Зачем вы нас преследуете? (Глупый вопрос.)
— Да не «вас», а мальчишку!.. Тебя я и не чаял увидеть! Пацана искали! Сперва послали этого идиота Дуго, а через час его нашли в пивной. Лыка не вяжет, кретин, оружие посеял… Я пошел сам… И вдруг — ты! — Альбин Мук почему-то сиял.
— Ты что-то врешь, инспектор, — тяжело сказал Корнелий и прошелся взглядом по кустам: нет ли улан? — Нельзя так быстро выследить человека без индекса.
— Да по «пятнашкам» же! Пыль такая, излучающая, вчера насыпали вокруг дома, пацан и наследил… Да черт с ним, главное, что ты нашелся! Это же просто счастье!
— Я не уверен, что это счастье для меня. Да и для тебя тоже. — Корнелий опять качнул пистолетом. — Иди-ка обратно, инспектор Мук.
— Да ты же ничего не знаешь! Послушай! Ты оправдан! Ты ни в чем не виноват, это все твой дружок подстроил! С бумагой-то! Рибалтер!..
ПОВОРОТ НАД ОБРЫВОМ
— Кто? — слабея, переспросил Корнелий.
— Рибалтер! Пошутить решил, сукин кот! Изготовил бланк, нарисовал печать, подсунул бумажку в ящик! Весельчак, а? Ну, сейчас он не веселится.
Интересно, что Корнелий поверил сразу. Почти без удивления. Только усталость наваливалась все тяжелее. К счастью, рядом торчал из травы горбатый камень, Корнелий сел на него. Положил «дум-дум» на колено, однако так, чтобы ствол смотрел на Альбина.
— Расскажи, — тихо приказал он.
— Да что долго рассказывать! — ликовал Альбин. — Решил разыграть тебя, дурак!.. Хлебнул ты страху-то, а? Вот счастье, что я тебя не это… не того… А?! Думаешь, я в обиде, что ты меня по башке? Правильно ты меня! Зато я теперь в героях! Начальство определило: «Противился исполнению акции ин-ту-и-тивно! Спас человека». Во!.. А дружок-то твой каков, а?!
«Что ж, это в духе Рибалтера. Но…»
