— Ч-черт, не найду… Помоги-ка отодвинуть эту бандуру. — Он взялся за край тяжелой казенной кровати.
Инспектор Мук, нерешительно дыша, нагнулся и ухватился рядом, справа.
— Раз-два… — сказал Корнелий. Альбин послушно потянул. Корнелий выпрямился и кулаком с зажатым ключом ударил его по затылку. Со всей силой своего скрученного отчаяния.
Инспектор Мук молча упал лицом на одеяло.
Корнелий вышел в коридор, старательно задвинул на кованой двери старинный засов. Ровным шагом прошел через двор. Сердце не колотилось, а как-то всхлипывало. Но он неторопливо шагнул в проходную. Сказал молодому, с круглыми щеками улану:
— Ну, как служба?
Тот криво зевнул: скучища, мол.
— Альбин… то есть инспектор Мук велел пока не тревожить его никакими звонками. А как приедет комиссия, позвоните.
— Понял, — опять зевнул улан.
Корнелий взял со стола стакан, отколупнул крошку. Из обшарпанного сифона плеснул на дно шипучей струйкой, пополоскал, вытряхнул брызги в открытую дверь. Налил полстакана, выпил.
— Да, кстати. Там привезли заключенного, сидит в третьей камере. Он буйный. Если услышите, что орет и барабанит, не обращайте внимания.
Улан проявил некоторый интерес:
— А откуда он взялся? Вроде никого не проводили тут.
— Через школу провели, по внутреннему. Случай особый, он симулирует шизика. Запомни!
— Лады.
— Да не «лады», а «слушаюсь», — лениво сказал Корнелий. — Все-таки с муниципальным советником говоришь, а не с тещей. Ну, черт с тобой, сиди.
Он вышел на улицу, неспешно дошагал до угла, а там, огибая территорию тюрьмы, почти бегом — к школьной проходной. Улан здесь был пожилой, усатый. Снисходительно-почтительный.
— Инспектор Мук не появлялся? — бросил Корнелий.
— Появлялись. Вас искали. Очень они взъерошенные какие-то…
— Будешь взъерошенным! Всех детей зачем-то срочно вызывают в школьный сектор муниципалитета. Только в отпуск собрался, а тут… чиновники чертовы.
Улан сочувственно покивал.
Ребята во дворе стояли у достроенного балагана. Видимо, они давно и с тревогой ждали Корнелия.
— Антон! Бегом ко мне!
И откуда только такое командирство в тоне? Прямо штатт-капрал Дуго Лобман.
Антон подлетел, встал прямо. В глазах: «Что случилось?»
— Всем ребятам переодеться в школьное. Сейчас идем на прогулку. Без вопросов. Это важно и срочно. По дороге объясню.
— Хорошо, господин Корнелий. Только Цезарь, наверно, не захочет переодеваться.
— Пусть. Лишь бы все выглядели прилично…
Ребята убежали в дом. Кроме Цезаря. Цезарь подошел и сказал тихо, но со скрытым вызовом:
— Вы, конечно, не позвонили.
— Не было возможности. И не было смысла. Я объясню… Возьми с собой курточку, мы уходим надолго.
Цезарь молча ушел к балагану, поднял с земли «гусарку». Издалека бросал взгляды на Корнелия. Маленький, обиженный. Упрямый…
А время шло. Корнелий смотрел на часы, плотно сидящие на запястье пониже белых точек — следов индексной прививки. Крупные зеленые цифры менялись, отмеряя секунды и минуты. А ребят все не было…
«Что они возятся, как старые паралитики!..»
«Не трепыхайся, всего три минуты прошло…»
«Интересно, когда очнется и примется орать и колотить в железо Альбин?.. Надеюсь, я не угробил его…»
«Боже ж ты мой, а до появления той самой щели в храме уже меньше часа…»
— Цезарь, будь добр, сбегай, поторопи ребят. А, вот они!
Мальчики и девочки стали шеренгой — аккуратные, молчаливые. Корнелий вереницей вывел их через проходную (Цезарь — позади всех). Небрежно сказал улану:
— Вернемся, вероятно, к ужину.
Пока видна была проходная, шли неторопливо, парами. Когда свернули в переулок у запертой лавки, Корнелий не выдержал:
— Живей, ребята, живей! Нас могут догнать!
— Быстро… — вполголоса скомандовал Антон, и все ускорили шаг. Почти побежали. Никто ничего не спросил, только Цезарь глянул сердито и недоуменно.
Тата с забинтованной ногой захромала, Корнелий подхватил ее на руки. Справа потянулась решетка глухого парка. В одном месте кованые узоры были выломаны. Корнелий сообразил, что, если не огибать парк, а пересечь его, можно сэкономить минут пять и выйти прямо на улицу, что ведет к оврагу.
— Антон, давай туда, в сад!
В тени векового ясеня они остановились, чтобы передохнуть. И тогда звонко и враждебно Цезарь спросил:
— Куда мы идем?! Почему вы не говорите?!
— На Луга… — выдохнул Корнелий.
Они сбились кучкой. Приоткрытые рты, распахнутые глаза. Тата замерла у него на руках.
— На Луга… Есть способ. Есть дорога. Это будет скоро. Надо спешить. Это не сказка, ребята!
Видимо, они поверили. Сразу. А если кто-то и не поверил, привычка к послушанию сделала свое. Молчали, ждали. И вдруг Тышка сказала протяжно и тонко:
— Ой, а я синее платье не взяла. И куклу Анну.
«Они ничего не взяли в дорогу! Я — дурак… А что надо было взять? Как их там встретят, кто нас примет? Ничего не знаю. Теперь не до того…»
— Там все есть, ребята! Там же — Луга. Там все люди живут без индексов и никто никого не обижает!
«Ты уверен?.. Ладно, хуже не будет…»
Цезарь мягко отступил на несколько шагов, к зарослям бузины. И сказал оттуда:
— Тогда прощайте. Я пошел.
— Куда? — метнулся Корнелий. Хотел опустить Тату, но замер. Понял: при лишнем его движении Цезарь рванется прочь без слов.
— Как это куда? Искать маму и папу, — ответил Цезарь. Чуть удивленно и без враждебности. — Не могу же я их оставить.
«Я действительно идиот! Даже не подумал об этом…»
— Но где ты их найдешь? Тебя схватят, вот и все!
— Не такой уж я глупый!
— Куда ты пойдешь?
— Сначала домой. А если там никого нет — к папиным друзьям.
— Ты пойми, что с минуты на минуту в тюрьме подымут тревогу! Тебя, как зайчонка…
— Без индекса-то? Фиг им! — У Цезаря прозвучала сердито-озорная, истинно мальчишечья интонация.
— Ты мог бы уйти с нами, а потом вернуться, — неуверенно сказал Корнелий.
Цезарь глянул печально и снисходительно:
— Зачем? Вы спасаете себя, у вас здесь никого нет. А у меня мама и папа. Вы идите…
Корнелий поймал на себе пристальный взгляд Антона: «А ведь Цезарь прав…»
