– Чего теперь выть, – пряча смущение, сказал Матвей. – Раньше надо было думать.
– Сделайте обратно-о-о…
– Какой он хитрый, да? – сказал Олик. А Маркони проговорил задумчиво:
– Насчёт обратно надо крепко подумать. Айда, люди, на двор, посоветуемся. А вы… а ты, Стёпа, сиди здесь и ни-че-го не касайся. Если что сломаешь, никакое “обратно” не получится совсем.
На дворе много не спорили, единодушно решили: превращать Стёпу в Степана Степаныча нет сейчас никакого резона. Он может очень навредить и сорвать Антошкин старт. А с пацаном справиться легче. В случае чего можно и по шее…
Так Стёпе и заявили, когда вернулись. Он попробовал зареветь снова. Матвей сказал:
– Постыдился бы. Здоровый парень, толще всех, а слёзы льешь как дошкольник.
– Да-а… А как я буду… такой-то…
– Потерпишь, пока Антона не отправим. А там посмотрим на твое поведение.
– Каких-то четыре недели, – утешил Андрюша.
– Целый месяц! У меня же магазин, дело!.. А что я жене скажу! Да она меня и в дом не пустит…
Стёпе сказали, что жена – это его личная проблема.
– Я… я в милицию пойду! И всё про вас…
Стёпе наперебой объяснили, какой он дурак. Преобразователь без программы не действует, а она взрослым неизвестна. Кто поверит мальчишке, что его превратили из большого дядьки с помощью старой бочки, опутанной проводами? Решат, что удрал из дома, и для начала отправят в детприёмник. Или ещё хуже – на проверку мозгов.
–Так что, Стёпа, веди себя хорошо и не возникай, – подвёл итог Матвей.
Стёпа произнёс уже безнадежно:
– Но куда же я такой… Я так не умею…
– А как мы живём?! – возмутился Пека. – Всю жизнь мальчишки и то ничего, терпим, а он один месяц не может!
– Я уже отвык…
– Привыкнешь, – сказал Маркони. – Вот Антошка раньше вообще никогда не был человеческим ребёнком, и то привык… – Скрывать все эти дела не имело смысла. Всё равно слова Лошаткина никто не принял бы всерьёз, сколько он ни выдавай ребячьи секреты.
Стёпа посопел, поморгал, подумал. И прежний Степан Степаныч зашевелился в нём снова. Лошаткин запахнул пиджак, сел на топчан и заговорил уже иначе. Солидно:
– Только я вот чего не понимаю. Зачем вам от своего счастья-то отказываться?
И поведал свои планы.
Его, Лошаткина, пусть опять превратят во взрослого. Затем все они объединятся в одну торговую компанию. Антошка будет производить товар, а магазин “К Вашим услугам” товар этот станет продавать. За месяц без больших трудов станут все миллионерами.
– И не думайте, что обману. У меня в коммерции слово железное… А если надумаете заняться торговлей без меня, ничего у вас не выйдет. Нету у вас ни опыта, ни магазина…
Нельзя сказать, что все сразу и единодушно отвергли предложение. По правде сказать, было в нём немало соблазнительного. Антошка, сообразивший наконец, какими он обладает выгодными способностями, осторожно сказал:
– А что… Если вы хотите, можно попробовать. Мне это нетрудно…
Задумались, запереглядывались. Но без радости, со смущением. И наконец нарушил молчание Андрюша:
– Это хорошо… только почему-то противно.
– Почему?! – искренне удивился Стёпа Лошаткин. – Всё же будет честно!
Сеня возмутился наконец:
– Кап к нам за сто четырнадцать парсеков прилетел, а мы из него дойную корову сделаем, да?! Антошка, не выдумывай!.. Что про нас тогда во всей Галактике скажут!
– Скажут, что умные, – убежденно ответил за Антошку Стёпа. Антошка же тихо повторил:
– Мне ведь и правда нетрудно. Если это надо… Вы хотите?
– Мы не хотим, потому что получится, будто мы все такие, как Степан Степаныч, – подал голос Олик.
Он, Олик стал теперь увереннее в себе. Пека ничуть не обижался на его случайную обмолвку при Кутузкине. Наоборот, он оценил храбрый поступок со съеденным письмом. И даже гордился, что у него такой самоотверженный друг. И другие, поразмыслив, поняли, что Олик – человек нетрусливый и преданный. К словам его относились с уважением.
– Точно сказано, – одобрил Матвей. А Варя добавила:
– Получится, будто мы на уровне этих самых… уу-гы…
Стёпа Лошаткин понятия не имел, кто такие уу-гы, и хотел опять заспорить. Но вмешался Маркони. И разом снял все сомнения:
– Никаких товаров! Ещё неизвестно, как скажется на организме Капа частое болтание через биокамеру. Может, это нарушит стабильность биополя. Какое мы имеем право рисковать!
И все облегченно вздохнули. Хорошо, когда сложный вопрос отпадает сам собой… Матвей подвёл итог:
– Вот так-то, Стёпушка. Побудешь пока в нашей шкуре…
Кстати, о “шкуре”. Сообразили, что нужна одежда. Не идти же Лошаткину домой в таком виде. Варя сбегала к себе, отыскала тренировочный костюм старшего брата (брат из него уже вырос). Костюм оказался длинноват и тесен, и всё же Стёпа влез в него: трикотаж – он ведь растягивается. И получился совсем обыкновенный мальчишка лет двенадцати: чересчур полный, но в общем-то даже симпатичный. Только с зарёванным лицом.
– Глядите, как славно вышло, – бодро сказал Матвей. – Ты Стёпа, привыкнешь и сам не захочешь обратно.
Стёпа сопел и вздыхал.
С этими вздохами он и отправился домой, выпросив обещание, что “обратно” вернут его обязательно и при первой возможности. Уже ничем не грозил. Видать, покорился неизбежному.
А под вечер Стёпа опять появился на дворе у Маркони.
Там шла работа.
Уки из четырёх автомобильных камер и двух досок строили корабль, чтобы плавать в мелководном ближнем водоёме с громким названием “Ямской пруд”. Корабль назывался “Триука”. Придумал это, конечно, Олик. Он сказал, что такое имя, во-первых, отражает суть, а во-вторых, похоже на греческое слово “трирема” – тип старинного судна.
Матвей, Сеня, Варя и Маркони клеили из газеты “Вечерний Ново-Калошин” воздушного змея. Решили показать Антошке, что это за штука и как её запускают с крыши.
Антошка ходил от “змеестроителей” к Укам и обратно, смотрел и старался помогать: ему всё было интересно. Он-то первый и увидел Стёпу Лошаткина. Тот вошёл через калитку и робко сел рядом с ней на дровяные козлы. Антошка сказал Сене:
– Смотри…
Посмотрел Сеня, посмотрели остальные.
Стёпа Лошаткин сидел и поглядывал исподлобья. Этакий новичок, не знающий, примут ли в ребячью компанию. Он был в просторных заграничных шортах и пёстрой майке – тоже, видимо, импортной. Судя по всему, бывший Степан Степаныч выбрал одежду в собственном магазине.
Увидев, что на него смотрят, Лошаткин отвернулся, вытер под носом пухлым кулаком и зябко погладил похожие на боксёрские перчатки колени.
