Гелька сказал:
— Пойдём к реке, Янка…
— Зачем? — Янка оторвался от своих мыслей. Что это были за мысли, Гелька не знал. Но, видимо, не такие спокойные, как Гелькины.
— Просто так, — сказал Гелька.
— Вода уже холодная… — Янка смотрел как-то озабоченно.
— Да не купаться же. Посидим на обрыве. Вон какой хороший денёк..
— Что? — Янка остановился. Не то испугался, не то сильно удивился. Или обиделся?
Гелька тоже испуганно остановился.
— С тобой что? Янка…
Янка сморщил лицо, тряхнул головой.
— Ты скажи… Ты что сейчас сказал?
Гелька ошеломлённо пробормотал:
—А что такого… Сказал: хороший денёк…
— Сейчас… — Янка опять поморщился. Уронил с плеча сумку, быстро сел на край каменного тротуара, обхватил колени, съёжил плечи — на них горбились мягкие погончики школьной рубашки.
Гелька торопливо сел рядом. Тихое настроение пропало, и опять пришла тревога — она стала такой привычной в дни августа и сентября. Гелька ничего не спросил. Он ждал, что скажет Янка.
Янка медленно посмотрел из-за поднятого плеча. Горько прошептал:
— Теперь ясно, почему она кружилась…
— Что?
— Голова… Помнишь, как я стал бояться высоты?
— Ну… не так уж ты боялся. Это хоть с кем бывает, — осторожно сказал Гелька. — Это случайно.
Янка уткнулся носом в колени. Сказал опять шёпотом :
— Не случайно… Это всегда так бывает перед тем, как начинаешь летать. Очень боишься высоты, и этот страх надо пересилить… Теперь-то я всё вспомнил.
— Янка…
— Гелька, я не Янка.
Гелька, не показывая испуга, сказал очень бережно:
— Пойдём домой потихонечку. Ты, наверно, немного заболел. Тогда вечером продрогли на свалке…
— Гелька, я правда не Янка…
— А кто?
— Меня звали знаешь как? Да-ни-ил. Данила, Данилка… Данька… Мама звала Денёк. Потом и все так звали…
— Ну, хорошо. Пойдём к маме…
— Да я не про эту маму. Той мамы нет… — тихо сказал Янка.
— Ну… смотри. Листик и Васька идут. Давай мы тебя домой проводим. А?
Янка быстро встал. Накинул на плечо белый ремень сумки. Отбросил назад волосы. И сделался какой-то непривычный: сразу подросший, строгий, незнакомый. Сказал негромко, но решительно:
— Лучше пойдём к тебе, Гелик. На крышу. Все вместе. Там никто не мешает, я про всё расскажу.
Они проговорили до вечера.
В сентябре сумерки приходят рано. Они зябкие, осенние. Но у нагретого кожуха энергосборника на крыше было тепло.
Над головами зажглись первые звёзды. Янка грустно сказал:
— Я с самого начала чувствовал, что Юрка уйдёт. И что я должен ему помочь. Это была особая цель. Думаете, я тогда случайно вагон с искоркой разогнал? Я понимал, что так надо. Только не знал, зачем…
Всё случилось раньше времени, потому что появился Глеб. Мы с ребятами не рассчитали… Ну, кто мог подумать, что в Старогорске неизвестно откуда появится какой-то Глеб? Из-за него всё и сорвалось…
— Может, всё-таки не сорвалось? — робко спросил Листик. Они с Васькой почти всё время молчали, но теперь Листик подал голос.
— Как же не сорвалось? — с беспощадной досадой сказал Янка. — Я должен был увести Юрку к отцу вот сейчас, в сентябре, когда всё вспомню… Отец просил хотя бы узнать про Юрку, весточку от него принести, а все ветерки решили: это не выход. Решили, что надо вытащить Юрку туда вот такого, пока он не вырос, рвануть его на сорок лет вперёд. Через все эти чёртовы пространства и временные поля, напролом… А я это дело провалил.
— Но ты же не виноват, — сказал Гелька.
— Какая разница, виноват я или нет? Юрка-то с отцом никогда не встретятся.
— А может, всё-таки встретятся? — робко проговорил Листик. — Может, Юрик отца сам найдёт?
Янка трахнул кулаком по энергосборнику и сказал почти со слезами:
— Ну как вы не понимаете? Он его н е н а ш ё л. Раз он был с нами во время восстания. Теперь-то я знаю, что Музыкант — это Юрка… А восстание было за сорок лет до того, как на Планете появился Яр…
— Да как это может быть? — беспомощно спросил Гелька. — Юрка ушёл от нас полтора месяца назад. А эскадер-"девятка" ещё не построен… Так не бывает.
Он говорил это уже не первый раз.
— Значит, бывает… — уныло ответил Янка. — Значит, о н и замкнули время в кольцо.
— Эти… которые клоуны? — прошептал Листик и придвинулся к Гельке.
— Ну да…
— А как это "в кольцо"? Мы ещё не проходили…
— Этого никто не проходил и никто не понимает, — со вздохом сказал Янка-Денёк. — Но они замкнули. Вот и пошла карусель.
— Янка… — Гелька морщился, будто решал головоломку. — Но если ты вернёшься… Когда ты вернёшься т у д а, ты же можешь встретить Яра и объяснить, что Юрка стал ветерком. Что он теперь в Пустом Городе. Они же смогут увидеться. Ну… хоть ненадолго…
— Да не вернусь я туда, — устало проговорил Янка. — Время-то в кольце. Меня принесёт к самому началу, и всё опять… Опять перестрелка Берегов, пароход тонет, на котором мама и я. Меня воздушной волной в воду… Потом лицей, восстание… Потом мы — ветерки, летаем, летаем столько лет. Наконец — поляна, Яр, я лечу сюда. Делаюсь совсем крошечный, живу в Приморске, потом здесь… И снова круг. И мне кажется, так было уже тысячу раз…
Прозвучало в тихом Янкином рассказе такое отчаяние, что Гелька передёрнул плечами и плотнее прижался к тёплому кожуху.
Листик недоумённо спросил:
— А зачем делаться крошечным? Нельзя разве сразу?
— Сразу… нет, нельзя, — вздохнул Янка. — Если ветерок хочет надолго превратиться в человека, он это может, но надо с самого начала. Будто бы только родился… Это совсем даже не плохо, я так и хотел. Хорошо ведь, когда ты снова настоящий и у тебя есть дом и родные… — Янка виновато улыбнулся. — Это называется "идти в подкидыши". Другие ветерки тоже так делают. Некоторые…
— А почему не все? — шёпотом спросил Гелька.
— Кое-кто не умеет. А многие боятся…
— Разве это опасно?
— Это не опасно… Ветеркам вообще ничего не опасно. Только в конце очень тяжело… Ну, когда приходит время улетать. Когда знаешь, что надо прощаться навсегда…
— А разве обязательно улетать? — спросил Листик.
— Такой закон природы у нас. Если ты подкидыш и если исполняется тебе столько лет, сколько было раньше… ну, когда ты навеки сделался ветерком, тогда ты всё вспоминаешь и тебя уносит обратно…
