Настя сказала, что Вальдштейн — скучный человек, это во-первых. А во-вторых, здесь не письмена, а следы доисторических птиц или карликовых ящеров.
Вальдштейн пообещал, что сейчас такой ящер высунет голову из-за куста и ухватит Настю за ногу.
— Вот так!
— A-а!.. Дурак…
Арунас ничего не говорил. Встал коленками на гранит и осторожно гладил его.
А Николка сообщил свою версию. Очень увесисто:
— Это детский сад приходил на прогулку. И дети ладошками обделывали камень, чтобы он стал ровнее.
— Такую твердятину! — не поверил и возмутился Вячик.
— Это было давно. Когда камни были мягкие…
— С тобой не соскучишься, — вздохнул Арбуз. С усмешкой, но вроде и с похвалой.
— Но сейчас-то сюда детский сад не водят на прогулки? — серьезно спросила Настя.
— Сейчас нет, — в тон ей ответил Николка.
— Водят, — без выражения возразил Вячик. — Вон один детсадовец шагает. Глядите.
Мы поглядели.
— Ложись, — шепотом скомандовал Арбуз. Мы не то чтобы совсем легли, но укрылись за камнем в зарослях белоцвета. Конечно, мы не испугались. Но разом поняли, что не надо выдавать себя раньше времени.
«Детсадовец» был шагах в двадцати от нас. Этакий кроха-пастушонок в сизой, полинялой одежонке и с головой цвета спелого овса. Он кого-то вел (или, скорее, тащил) на веревочке. Какое-то невидимое в траве существо размером с котенка. От этого существа или от самого пастушонка доносился еле слышный переливчатый звон.
— Что делать? — шепнул Вячик.
Мне почудилось в его шепоте что-то охотничье.
— Ничего! — огрызнулся я. — Пусть идет. Играет, наверно, незачем мешать…
— У него свои дела, у нас свои, — рассудительно сказал Ивка. — Пусть пройдет куда надо, а потом уж двинемся мы…
Мальчик шагал в ту же сторону, куда лежал наш путь.
— Так и прятаться, что ли? — пробубнил Арбуз. — Давайте покажемся. Чего такого?
Арунас проговорил с хмурой уверенностью:
— Он испугается.
— Чего?! — ненатурально возмутился Вячик. — Мы разве бандюги какие-то?
— Некоторые похожи, — вставила Настя. — Тощие, ободранные, в пятнистых штанах… Идет малыш один-одинеше-нек, и вдруг вылезают такие… Ивка, иди сначала ты.
Это она умница! Ивка никого не мог напугать. Наоборот! Если он кому-то улыбался, ему сразу улыбались навстречу.
Ивка не спорил. На четвереньках добрался до обочины, встал среди белоцвета и неспешно вышел на колею.
Звенящий мальчик был уже шагах в десяти. Шел медленно, с опущенной головой и словно что-то бормотал под нос.
Потом он увидел Ивку. Встал на месте. Ивка сделал несколько шагов и остановился тоже.
Мы видели Ивку со спины, однако знали, что он улыбается. И незнакомый мальчик если и встревожился, то лишь на секунду. Ничего не мог ему сделать этот встречный мальчишка с таким дружелюбным лицом, с лунными и солнечными рожицами на штанах и рубашке.
Но ответной улыбки у «пастушонка» все же не было. Он смотрел выжидательно.
— Здравствуй, — сказал Ивка.
Мальчик в ответ нерешительно шевельнул губами.
— Играешь? — спросил Ивка.
И мальчик ответил погромче:
— Ну да… А что?
— Да ничего. Просто услышал, как кто-то звенит. И решил посмотреть…
— Это я звеню… Я думал, здесь вокруг никого нет… — кажется, «пастушонок» чего-то застеснялся.
Ивка понимающе кивнул:
— Здесь почти не бывает людей. Мы, кроме тебя, никого еще здесь не встречали.
Мальчик опять насторожился:
— Кто «мы»?
— Я и мои друзья… Ты не бойся, никто тебя не обидит. Наоборот…
Что значит «наоборот», было, наверно, не очень-то понятно. Однако мальчик вдруг улыбнулся. Чуть-чуть.
— А где твои друзья?
Ивка сказал честно:
— Спрятались за камнем, чтобы не мешать тебе. Может, ты решил погулять один и не хочешь никого видеть… Или хочешь?
Мальчик переступил с ноги на ногу (что-то динькнуло опять), подумал и кивнул.
Тогда мы тоже вышли из укрытия. Сначала Настя и Ни-колка — они держались за руки. Следом двинулись Вячик и я, а потом уж Арбуз — самый большой и «грозный».
Курносое мальчишкино лицо опять стало напряженным. Но ненадолго. Потому что Настя спросила:
— Как тебя зовут?
— Дима… Или — Дим…
Нет, он не был детсадовским мальчиком. Роста небольшого, но видно, что уже школьник. Во второй, а может, и в третий класс перешел. Лицо круглое, а глаза — как осколки коричневого стекла. С искорками на изломах. Искорки появились, когда Дим совсем перестал бояться.
К его полинялой футболке и к таким же тренировочным штанам пристали мелкие листья, травинки и всякие колючие семена. Штаны были подвернуты выше колен. Под правой коленкой — ремешок вроде щенячьего ошейника. От ремешка отходила в сторону короткая жестяная полоска. На ней висел блестящий колокольчик — вроде тех, что рыбаки привязывают к удочкам.
Вячик слегка нагнулся. Спросил без насмешки, серьезно так:
— Зачем тебе звонок-то?
— Ну… это чтобы не так одиноко было на дороге. А то ведь иногда такая тишина… — Дим доверчиво обвел нас глазами-осколками. — Я понятия не имел, что здесь ходит еще кто-то, кроме меня…
Это у него так по-взрослому получилось: «понятия не имел»…
Мы все улыбнулись помаленьку, и я сказал — так, чтобы продолжить разговор:
— Есть слухи, что раньше сюда водили на прогулку детский сад.
Он кивнул:
— Ну да… Только это очень давно. Когда еще камни были мягкими от солнца.
Мы запереглядывались. Все, кроме Николки. У него лицо было спокойным и довольным.
Спрашивать Дима о мягких камнях мы не стали: не решились или постеснялись почему-то. Да и без того было о чем спросить.
Ивка присел на корточки.
— Зачем тебе третий глаз, Дим?
Глаз был нарисован синим фломастером на левой Димкиной коленке — широко открытый, с похожими на палочки ресницами.
Этот пастушонок шмыгнул носом, переступил в траве расхлябанными сандалетками и признался, глядя в сторону:
— Это… чтобы лучше видеть дорогу. Он ведь ближе к земле.
Мне показалось, что все засмеются. И я напрягся. Но смеха не было. Арбуз одобрительно сказал:
— Ну, ты, видать, предусмотрительный парень.
