– Что-то случилось? – спросила у меня одна из девочек Маршаллов.
Ее звали Сара.
Я посмотрела на Седрика на его нелепой лошадке.
– Ничего! Я задумалась. Я ведь еще совсем недавно была в дороге.
Через час, когда Триумфальный остался далеко позади, мы миновали форт, где дежурил небольшой отряд солдат. Затем наш караван начал продвигаться по почти безлюдной местности: лишь изредка мы проезжали мимо крошечных поселений мыса Триумф. Раньше мне казалось, что и сам Триумфальный находился во власти дикой природы, но я ошибалась. Окраины колонии Денхэм выглядели так, будто в этих краях вообще никогда не ступала нога человека. Высокие деревья, которые стояли в Триумфальном, будто часовые, превратились в настоящую армию: они вытягивались стройными рядами, и порой нам было сложно проезжать между ними. Зрелище одновременно пугало и ошеломляло. Вот он – неприкрашенный Новый Свет!
Моего наивного энтузиазма хватило ненадолго. Когда объявили остановку на ночлег и я слезла с повозки, у меня подкосились ноги. От постоянной тряски и тесноты мышцы свело судорогой, словно я пять часов бежала по холмам. Ужин состоял из сухарей и полосок вяленого мяса – немногим лучше, чем на борту корабля. Костры разложили для того, чтобы обогреться и вскипятить воду, и меня отправили собирать упавшие ветки в качестве топлива. В основном мне удавалось собрать занозы.
Седрика, как и остальных юношей из группы, нагрузили множеством поручений, так что, мельком улыбнувшись мне за ужином, он сразу же куда-то исчез. Когда наступило время сна, мистер и мистрис Маршалл устроились на повозке, а их дети и я расстелили одеяла на жесткой земле. Ночью я изрядно продрогла: я положила на одеяло свою длинную кожаную куртку, но меня продолжал бить озноб. А еще меня не оставляла уверенность, что ко мне слетелись все комары колонии.
Я металась и ворочалась: раздражение мешало мне заснуть даже больше, чем суровые условия. Я поймала себя на том, что опять вспоминаю наш семейный особняк в Осфро. На сей раз меня преследовали мысли о моей кровати. Матрац, на котором разместилось бы пять человек. Шелковое постельное белье с ароматом лаванды. В прохладную ночь – сколько угодно одеял…
Я не сразу заметила, что плачу, и поскорее встала, чтобы ненароком не разбудить детей. Завернувшись в тонкое одеяло, я быстро отошла от повозки, минуя спящих путешественников. Некоторые мужчины засиделись у костров. Они играли в кости, обменивались ленивыми репликами и скользили по мне равнодушными взглядами. Я добралась до границы нашего лагеря – достаточно далеко, чтобы остаться одной, не углубляясь в чащобу.
Присев на поваленное дерево, я спрятала лицо в ладони и попыталась подавить горестные рыдания. Мне было бы крайне неприятно, если бы о моей слабости донесли Уоррену. Страшно представить себе, как он посмотрит на меня сверху вниз с нарочитым сочувствием и скажет: «Вы могли бы стать моей женой, Аделаида. Могли бы ехать в удобной карете и спать в моем шатре». Я видела, как кто-то из его людей вечером затащил туда матрац.
Меня тронули за плечо, и я вздрогнула. Рядом оказался слегка растерянный Седрик. Он был занят делами, и я не видела его целый вечер.
– Вот ты где! Я не хотел тебя напугать.
Я яростно терла лицо.
– Что ты здесь делаешь?
– Я подошел к повозке Маршаллов, надеясь отозвать тебя на пару слов. Тебя там не оказалось, и я начал тебя искать. – Он потянулся ко мне, но я отстранилась. – Что с тобой?
– Ничего.
– Аделаида, я серьезно. Не ври мне.
Я всплеснула руками:
– Выбери что хочешь, Седрик! За обедом вместо салфетки пришлось использовать юбку. Ванной нет. Я постоянно глотаю мошек. А вонь! Я понимаю, что во время поездки мыться не получится, но неужели никто не мог хотя бы облиться водой накануне? А ведь прошел всего один день!
– Ты знала, что будет непросто, – тихо произнес он. – И уже жалеешь о том, что…
– Мы вместе? – закончила я за него. – Нет. Ни на секунду. И это приводит к самому худшему: мне противно, что я так настроена. И я ненавижу собственное нытье! Прости меня, Седрик: я слишком слабая, чтобы поставить нашу любовь выше дорожных трудностей!
– Никто не говорил, что ты должна наслаждаться дорогой.
– Но ты-то наслаждаешься! Когда мы покинули Триумфальный, ты прямо светился от счастья. Наверное, для тебя поездка в Хэдисен – какой-то новый духовный опыт.
Седрик показал мне свои руки. В свете разбросанных по стоянке костров я увидела сильные порезы на его ладонях. Да и лицо потемнело от грязи и копоти.
– Ничего особо духовного в нашем путешествии нет. Как и в парне, который твердит, что я чересчур смазливый и ему хочется сломать мне нос. Ты даже не поверишь, как у меня все болит после дня в седле!
– Еще как поверю. Но ты терпишь и ни на что не реагируешь. Ты сильный.
Он обнял меня, прижал к себе, и я не стала противиться.
– А ты не слабая! Просто впервые в жизни у тебя не все отлично получается. В Осфро ты была центром внимания, и весь мир буквально вращался вокруг тебя. Еще бы, ведь тебе с детства внушали, что ты не способна ошибаться! В «Голубом ключе», несмотря на кое-какие неприятности, ты всегда была лучшей из жемчужин. В Триумфальном ты превратилась в бриллиант Блистательного Двора. А сейчас ты…
– Несчастная? Никчемная девица?
– Ты пока не приспособилась. Первый день – самый трудный, и немудрено, что для тебя все стало потрясением. Постепенно ты привыкнешь, а когда попадешь в Хэдисен и у тебя появится крыша над головой, тебе покажется, что ты снова вернулась в осфридский особняк.
Я задумалась.
– Кстати о крышах: а что будет, если по дороге пойдет дождь?
– Не надо беспокоиться заранее.
На его губах заиграла знакомая мне чарующая улыбка. Похоже, Седрик был уверен в том, что теперь ему все по плечу.
Может, так и было?
– Я устала, Седрик. Я ужасно вымоталась. День никак не кончался, а потом я не могла уснуть и мучалась от бессонницы. Земля холодная, и я заледенела. Почему мне так зябко? Ведь уже весна!
Он взял меня за руку и усадил рядом.
– Насчет земли ничего поделать не смогу, а вот с холодом попробую тебе помочь.
У Седрика тоже было тонкое одеяло, и он расстелил его на земле поверх моего. Улегшись, он притянул меня к себе, и мы устроились рядом, укутав друг друга куртками. Земля здесь тоже оказалась бугристой, но, ощущая возле себя Седрика и слыша стук его сердца, я забыла о неудобствах.
– Нам нельзя оставаться наедине, – прошептала я. – Будут неприятности, если нас застанут в таком виде.
– Перед рассветом мы вернемся обратно.
– А мы не проспим?
– Я тебя разбужу.
Я почувствовала, что начала согреваться, и мне захотелось подремать.
