– А портрет…
– Одна из немногих сохранившихся вещей, – женщина опять посмотрела на картину и перевела взгляд на меня, прищурившись. Будто сравнивала. – Он был в плачевном состоянии, отец хотел выбросить, но я упросила оставить. Позже отдала его на реставрацию. Знаете, в этом была загадка. Никому не известный фабрикант с севера, построивший дворец для своей невесты. Красивая история, так трагично закончившаяся. В молодости мне казалось, что за ней должно стоять нечто большее. И тут появляетесь вы…
Освободившись от роли галантного джентльмена, Диз встал у меня за спиной.
– Она на тебя похожа, – заметил он, имея в виду портрет.
– Я на нее похожа, – поправила я. – Логически так правильнее, потому что она меня старше. Нет, не похожа. Ты видишь между нами сходство только потому, что думаешь, будто оно должно быть. И целенаправленно ищешь его. Мы с ней похожи не больше, чем два любых человека на Земле.
– Он прав, – согласилась с Дизом хозяйка. – Что-то в разрезе глаз. Овал лица и… – она постучала себя пальцем по щеке. – Jochbeine…
– Скулы, – перевела я Дизу.
Будто тому требовался перевод.
– Не пытайтесь переубедить ее, – вздохнул он. – Я пробовал. Бесполезно.
Словно дело было в моем упрямстве – наверняка не настолько страшном, Диз преувеличивал. Я вновь повернулась к картине. Глупости. Общего у нас с ней был разве что цвет глаз. Но знаете, у какого процента людей на земле голубые глаза? А в остальном… Женщина на портрете была красивой – нездешней, эфемерной красотой. Необычной, хотя я не могла сказать, в чем ее странность заключается. Она скорее походила на Диза: черты вроде человеческие, но уже за гранью человечности. Слишком… Просто слишком. Слишком прозрачная кожа, слишком большие глаза, слишком острые скулы, чересчур тонкие пальцы в ожогах. Я посмотрела на ее руки – на левую, державшую в пальцах тонкую стеклянную ветку с нераспустившимися бутонами, – и потянулась назад – найти Дизову ладонь.
– В чем дело?
– Просто.
Он не поверил. Но допытываться не стал. Пока.
– Я могу сфотографировать картину? – вместо этого спросил он у владелицы особняка.
– Пожалуйста. Так расскажете, откуда спустя сто лет у Валленштайнера появились потомки? Ваш молодой человек упомянул, что Рудольф был вашим прапрадедом.
Возможно. Я уже ни в чем не была уверена.
– Я ничего не знала про пожар, – растерянно произнесла я, пытаясь собрать кусочки головоломки. – Никто дома не знает. Всем известно, что раньше он жил в Мюнхене, и на старых письмах сохранился этот адрес, но после смерти жены он переехал с ребенком в Россию. Мы думали, ему было тяжело находиться в городе, где умерла его жена…
Впервые до меня дошло, что я даже не знала ее имени.
– Ильзебилль, – подсказала мне пожилая дама. – Согласно документам, Ильзебилль Валленштайнер, урожденная Швайг. Я не смогла ничего узнать о ее семье.
Я попыталась рассмеяться, но получившийся смешок скорее напоминал всхлип. Подходящее имя для сказочного, судя по всему, персонажа
[43].
– Но он не погиб при пожаре. И его дочь, моя прабабушка. Она умерла, когда я была маленькой, я ее отлично помню. Они жили в Саратове, он открыл лавку, снова женился…
Взял фамилию жены. Якобы из уважения к ее семье, и никто не обратил внимания – мало ли какие у человека могут быть прихоти. Сменить фамилию. Поспешно перебраться в Россию. Мелочи.
Но на самом деле… На самом деле во всем этом не было смысла. Ни в смене имени, ни в переезде, ни в пожаре…
Если только он действительно не бежал.
Глава 5
Большая игра
Утром в постели Диза не оказалось. Потоптавшись немного на пороге комнаты, я догадалась отправить эсэмэску.
«Ты где?»
«На крыше».
Куда кто-то притащил ажурный кованый столик и даже накрыл его скатертью. Идиллическую картину нарушал только один из Охотников, мрачно наблюдавший, как Диз пьет свой кофе.
– Если хочешь, заменю тебя на полчаса, – предложила я, подходя к ним. – Даю слово, он никуда не сбежит.
Судя по выражению лица, мое обещание понравилось Охотнику примерно так же, как компания Диза, но на мой счет он получил четкие инструкции. И потому удалился. Любопытно. Если Ди с Мартином считали, что через меня можно хоть в какой-то степени управлять Дизом и что мое присутствие может его от чего-либо удержать, они – снова – ошибались.
– Ты уверен, что не гостишь здесь? Они ничего не перепутали? – прокомментировала я сервировку.
Потому что это был завтрак не для пленника. Стол накрыли на одну персону – но как старательно! Даже утреннюю газету положить не забыли – будто кто-то, тем более Диз, читал их в наше время в печатной версии. Пышный омлет с яркими пятнами овощей, графин апельсинового сока, теплая еще выпечка в плетеной корзинке… Я стащила круассан.
– Они не перепутали, – не согласился он, продолжая читать что-то в планшете. – Просто понимают, что Абигор не оценит, если они запытают его сына до смерти. Или не выкажут ему уважение. Приходится терпеть.
Наконец он оторвался и посмотрел на меня поверх очков. Задержался взглядом на собранных в хвостик волосах. Нахмурился.
– Не начинай, – предупредила я. – Нет никакой корреляции между моим душевным состоянием и тем, когда я бегаю.
– Тебе привести статистику?
– Она ошибочна. К твоему сведению, я здесь каждый день бегаю.
– Пугающее откровение…
Я показала ему кулак и отняла стакан с фрешем:
– Я же не комментирую, почему ты завтракаешь на крыше.
– Мне нравится вид, – пожал плечами Диз.
Конечно. Я наклонилась к нему и понизила голос:
– А еще это единственное место в комплексе, где ловит чужой вай-фай. – Судя по его улыбке, угадала. – Мне стоит рассказать об этом Мартину?
– Тебе решать.
Вот как? Я откинулась на спинку стула. Диз вернулся к планшету.
– Ты вчера быстро ушла, – заметил он.
– Мне нужно было работать.
И побыть одной после того, что узнала от фрау Шидмайер. Успокоиться. Мы оба понимали, что «работать» тут – лишь вежливая отмазка. Но только я не желала это признавать:
– Отправила вчера сообщения всем, кто был у Харви в друзьях на «Фейсбуке». Можешь себе представить, двести сорок два друга? Готова поспорить, с половиной из них он годами не общался и даже не помнил, кто они. Зачем люди добавляют к себе в друзья всех подряд?
– Потому что это связи. Никогда не знаешь, кто тебе может пригодиться.
