— Не имеет значения, — пояснил он. — С точки зрения закона бывшие мужья и жены могут быть лицами заинтересованными и в таком случае не являются надежными свидетелями. — И добавил, очередной раз отмахнувшись: — Да и какой там бывший, Кира.
— Мы развелись.
— Я не разводился, — твердо заявил Илья.
— Мы сейчас вот здесь будем стоять и спорить об этом? — повела я рукой окрест, указывая ему где, собственно, мы находимся.
— А чем это место хуже других? — спросил он, откровенно недоумевая.
— Может, тем, что у нас в машине покойник? — предположила я.
— И что? — спросил Илья. — Он может нас подслушать?
Я в нарочитом отчаянии закатила глаза.
— Может, обменяемся претензиями и начнем выяснять отношения? — саркастически предложила я. — Устроим жесткий батл? А полицейские, что сейчас подъедут, в самый раз подойдут на роль зрителей и групп поддержки.
— Не все так запущенно, — возразил Илья. — С нашим небольшим недоразумением мы успеем прояснить вопрос и до прибытия кавалерии.
— А нет никакого недоразумения, — растолковывала я. — Мы в разводе, ты мой бывший муж, мы живем больше года порознь и не имеем никакой личной заинтересованности друг в друге. Можешь смело выступать моим благонадежным свидетелем.
— Да какой там бывший, — тяжко вздохнув, традиционно махнул он безнадежно рукой и пошел к будке охранника на въезде на звук сирены приближающейся к воротам в гараж патрульной машины, встречать ту самую кавалерию и руководить.
А я почувствовала глубокую благодарность к нему за то, что он намеренно втянул меня в эту коротенькую шутливую перепалку, помогая справиться с пережитым приступом неконтролируемой истерики и паники, давая возможность снова почувствовать себя самой собой, такой независимой, сильной, поймать привычный мне настрой на легкий сарказм и ажурную иронию и вновь обрести душевное равновесие.
— Спасибо! — не удержавшись, крикнула я Илье вдогонку.
Он понял. Ну, разумеется, он понял, за что я его благодарю, и, не оборачиваясь, поднял руку, помахал и громко ответил, усмехнувшись — я прямо услышала эту его усмешку:
— На то и существуют мужья, дорогая!
Нет, ну вот же гад, а! — весело подумалось мне.
И это были последние спокойные минуты за весь последовавший за этим бесконечный день.
Из задумчивости меня вывел звонок телефона. Звонил медэксперт узнать, где я задержалась. Я объяснила про обстоятельства непреодолимой силы, вынуждающие меня в ближайшее время давать показания и подписывать протоколы. Он вздохнул и разрешил приезжать в любое время, он будет ждать. Но только сегодня.
— Сегодня, сегодня, — поворчала я про себя — а куда я денусь! Теперь-то уж определенно понятно, что кроме меня хоронить Аркашу больше некому.
Пока я разговаривала по телефону, пространство между гаражных боксов вокруг моего джипа заполнилось машинами и людьми, деловито работали эксперты, что-то там уже снимая-проверяя и отвечая на вопросы знакомого уже до глубокой моей нерадости следователя прокуратуры, а ко мне подходил товарищ старший оперуполномоченный Марчук.
— Ну, что, Кира Андреевна… — начал он обращение в своей излюбленной манере: смесь сарказма с легким намеком на превосходство человека, наделенного властными полномочиями.
Может, это только я у него вызываю такие эмоции, а с остальными гражданами и особенно гражданками он мил и приветлив, но выяснять это я не собиралась, да и, честно сказать, пофиг мне, как он с кем общается, но позволять обращаться ко мне в подобном тоне я не намерена никому.
А ему в первую очередь, поэтому и перебила, не дав капитану насладиться блистанием своего сарказма.
— Сергей Дмитриевич, — холодным тоном оборвала я его несостоявшуюся тираду. — Если вы намерены язвить или иронизировать в мой адрес или выказывать свое предвзятое отношение ко мне, то я отказываюсь с вами разговаривать. Вызываю адвоката, и все дальнейшие беседы мы будем вести только через него. Это понятно?
— Да что вы так разнервничались, — примирительным тоном, но с нотками неистребимого ничем превосходства обратился он ко мне, — я ж ничего такого…
— Да потому что достал, — честно ответила я, вновь перебив его, и разъяснила: — Слушай, Марчук, ты не производишь впечатление идиота или тупого опера, ты же вполне нормальный мужик и следователь неплохой. Что ты постоянно меня достаешь своей неуместной иронией и намеками на посиделки тюремные? Обиделся, что нет прямых доказательств моей причастности к убийствам, или я тебя, как женщина, зацепила? Ты уж разберись с собой как-нибудь. — И перешла на холодный официальный тон: — Считаете, что я убийца? Арестовывайте. Не имеете доказательств? Будьте любезны обращаться ко мне в уважительном тоне, как к законопослушному гражданину, а язвить и позволять себе презрительные замечания и намеки вы можете в адрес своей барышни. — И посоветовала в конце: — У себя дома труп найди и веселись.
— Это оскорбление офицера полиции при исполнении, Кира Андреевна, — несколько обалдел от моей отповеди Марчук. — Или вы позволяете себе такие высказывания, потому что уверены, что полковник вас от всего прикроет?
— Какой полковник? — не поняла я и, переведя взгляд чуть выше его головы, увидела Илью, стоящего у него за спиной.
— Полковник Башкирцев, — немного растерялся капитан.
— Ты полковник? — спросила я у Ильи.
Когда я ушла от Башкирцева, он носил звание подполковника и был начальником уголовного розыска отдела одного из Центральных округов. А собственно, чего я так удивляюсь? Кому как не ему получать звания и расти в должностях: кандидат юридических наук и отучился в Академии, и у его отдела была самая высокая раскрываемость среди округов. Или меня поразило то, что у него идет интенсивная жизнь, о которой я ничего не знаю?
Ладно, не стоит об этом размышлять. Значит, полковник?
— Ну да, — делано улыбнулся он и незначительно дернул плечами.
— А вы что, не знали? — потерялся Марчук.
— Вас это не касается, капитан, — начальственным холодным тоном отрезал Башкирцев и переспросил: — Что девушка сказала, услышал? Не хами пострадавшей, гонор умерь и, если она не станет настаивать на адвокате, сними с нее показания.
С немедленным вызовом адвоката я милостиво решила повременить, ответила на все холодно-официальные вопросы Марчука под протокол и ушла домой. Прийти в себя от всяких потрясений, кофе попить да и съесть чего-нибудь не мешало, проторчала в этом гараже два часа ни за каким надом.
Чтоб этому Иваницкому… впрочем, он уже того…
И так хорошо… О, господи, прости, что я говорю!
Кофе. Вот. Варим кофе и не думаем о мертвецах.
Но желающих так же, как и я, передохнуть с комфортом нашлось на мою голову. Стоило мне снять с плиты турку с напитком, как в дверь позвонили.
