Мы спешили. Мы рвались друг к другу и вперед, вперед, и он шептал уже неосознанно, как стонал:
— Кирюша, Кирочка, девочка моя… — и целовал, целовал.
А меня сводил с ума, лишая последнего разума, этот его севший от желания голос…
И мы выскочили на свою вершину, торжествуя потрясающую победу!
…и отдышавшись, смакуя послевкусие этой победы, не заметили, как оба заснули.
Меня разбудил звонок телефона. Еще не проснувшись окончательно, ничего не соображая, не в состоянии открыть глаза, я шарила рукой по тумбочке, пытаясь найти трубку, пока кто-то не сунул мне ее в руку. Вот тут-то я глаза открыла и увидела Илью, всматривающегося в экран своего смартфона такими же, как и у меня, еще слепыми ото сна глазами.
— Да, — ответила я, не сводя взгляда с Башкирцева и даже не посмотрев, кто звонит.
— Кира Андреевна? — услышала я незнакомый мужской голос.
— Да, — подтвердила я.
— Вас беспокоит судмедэксперт, — он назвался. — Вы можете забрать труп Андреева Аркадия Павловича.
— И зачем он мне? — обалдела я от такого предложения.
— Вам, может, и незачем. Но и нам он, простите, без надобности, и подписано разрешение на выдачу его родственникам.
— Я не его родственник, — уверила я эксперта.
— Да, но, кроме вас и господина Иваницкого, у погибшего никого нет из числа близких друзей и знакомых. Господин Иваницкий недоступен для связи со вчерашнего дня. Так что, Кира Андреевна, вам надлежит приехать в морг и оформить все формальности. Проще говоря: его надо похоронить.
— Я поняла, — потерянно протянула я.
— Приезжайте через час, — предложил он.
— Нет, через час не могу, — отказалась я от этого варианта. — Приеду через два.
Мне что теперь, бегать? Не намерена я впопыхах собираться, торопиться-суетиться только потому, что господину Андрееву приспичило обрести покой. Правда, Аркаше, скорее всего, уже до лампочки, а вот патологоанатомам понадобилось побыстрей избавиться от лишнего трупа. А я, значит, все бросай и беги! Нет уж, лучше с ленцой и расстановочкой тихо-спокойно провести утро.
— Ну, хорошо, — легко согласился эксперт и предложил связываться с ним по определившемуся номеру телефона.
Вот начинать день с таких известий, это, скажу я вам, редкостная пакость, зато, с другой стороны, я гарантированно проснулась.
— И куда мы едем через два часа? — спросил Илья, подозрительно поблескивающими глазами, с намеком на эротический настрой, глядя на меня.
— В морг, — остудила я его порывы.
Вообще-то наивно было полагать, что что-то может остудить Илью Георгиевича — он притянул меня к себе, поцеловал быстрым поцелуем в губы и, понизив голос до сексуальных обертонов, многозначительно произнес:
— Два часа — это очень много времени.
— Ночь прошла, Илья, — напомнила я. — Начался следующий день, в котором для нас ничего не изменилось.
— Конечно, не изменилось! — активно поддержал он мое утверждение, тут же переиначив весь его смысл. — Это мы выяснили еще вчера: у нас все такая же страстная, неодолимая тяга друг к другу и глубокие чувства. И почему я не могу утром понежничать со своей женой.
— Бывшей, — напомнила я, выбралась из его объятий и поднялась с кровати.
— Да какое там бывшей… — снисходительно усмехнулся он.
— Бывшей, — повторила я с нажимом.
Прихватила свои вещи и вышла из комнаты, отправившись в душ.
И тем не менее наши взаимоисключающие утверждения не стали поводом для спора и не переросли в выяснение отношений. Мы мирно завтракали, особо никуда не торопясь, и беседовали.
— Ты зачем уехала в этот город? — спросил Башкирцев.
— В поисках лучшей доли, — пошутила я.
— Не знаю, как насчет лучшей доли, но скучной твою жизнь определенно не назовешь, — хохотнул он и задал свой следующий вопрос: — А зачем ты за этого Андреева замуж вышла?
— Ты уверен, что для мирного, приятного утра это достойный разговор и нужные вопросы? — поинтересовалась я.
— Помнится, ты упрекала меня в том, что я старательно избегал любых разговоров, ну так сейчас можно с уверенностью утверждать, что ты привлекла мое внимание гарантированно, и я готов обсуждать с тобой любые вопросы и проблемы, которые важны для нас. Меня, например, сильно интересует, зачем ты вышла замуж за чужого мужика?
— Ты ревновал? — взбодрилась я такой догадкой.
— Конечно, — удивился он моему недоумению. — Еще как. Все это время я внимательно следил за твоей жизнью и не выпускал тебя из виду. Матвей Петрович регулярно рассказывал мне про твои дела, и Альбина, и еще кое-кто в вашем городе. А когда узнал, что ты собралась замуж, меня чуть с катушек не снесло и так завело, что думал приехать и пристрелить этого твоего…
— Что ж не приехал? — подначила я его и расширила вопрос: — И зачем тебе понадобилось за мной следить, если тебе я и мои дела совершенно не интересны и ты за год ни разу не проявился и не изъявил желания пообщаться?
— Да сначала я вообще собирался тебя просто сграбастать в охапку и привезти назад домой, а потом уж выяснять, чего тебе вдруг вздумалось разводиться и сбегать от меня. А потом подумал… — начал он и запнулся, решая стоит ли продолжать, и все же объяснил: —…может, этот мужик именно то, что тебе надо. Богатый, успешный, бизнесмен, а ты у меня королева. А что я могу тебе дать? Ну на самом деле? Смешную зарплату, свою работу, беспросветную занятость, возможные ранения и то, что меня никогда нет рядом.
— Меня бы вполне устроило, если бы ты дал мне себя самого. Но себя ты приберегаешь для дела всей жизни и ни с кем иным делиться не намерен, — не удержалась я от упрека и грустной нотки в голосе.
— Да нет, дорогая, я всегда был весь твой, до самого дна, а работа — это просто часть меня. Но тебе хотелось еще чего-то, что я был не в состоянии дать тебе, — тоже не смог скрыть грусть он. — Вот и сдержался, чтобы не приехать и не нашуметь тут. Подумал: может, и на самом деле ей нужен богатый, успешный мужик, который даст ей то, что я не могу.
— Почему ты не хотел детей? — вдруг спросила я, поразив саму себя этим вырвавшимся вопросом.
Он посмотрел на меня долгим, непроницаемым взглядом. Мне показалось, что не ответит, но я ошиблась:
— Ты потрясающая женщина. Меня с первой минуты нашего знакомства сводит с ума твоя чувственность и особая женственность. Я балдею от твоего запаха, твоих жестов, твоих потрясающих глаз: изумруды в янтаре, — меня завораживают твои руки, пальцы и их удивительно гармоничные, плавные движения, твои великолепные волосы, твоя улыбка. И этот твой фантастический голос, от которого я с ума схожу. И это какой-то совершенно уникальный дар женственности. У меня было чувство, что ты словно обняла меня всей своей женственностью и защищаешь от цинизма и грязи, всего того, с чем мне приходится сталкиваться каждый день, что прикрываешь, что ли, от гнусности мира и даешь мне тепло и заботу. — Он посмотрел мне прямо в глаза и признался: — Мне не хотелось ни с кем делить это тепло и заботу, даже с ребенком. Мне очень была нужна эта твоя защита. — И покаялся, вздохнув: — Вот так. Вообще-то не стоило этого говорить. Но коль уж у нас пошла такая не утренняя беседа… — Он развел руками и, перестроившись совсем на иную волну, со смешочком заявил: — Ну а теперь и ревновать не к кому. Так что: «Я больше не ревную, Но я тебя хочу, И сам себя несу я, как жертву палачу!..»
