– Ах, ну да, конечно же, – вежливо промолвила Амалия. –
Всего доброго, месье. Если вы что-нибудь услышите об Антуане Валле, прошу вас,
дайте нам знать.
Мезондьё заверил их, что он ничего в жизни не желает так,
как помочь родной полиции найти преступника, который втерся к нему в доверие. И
ведь подумать только, у этого Валле был такой скромный вид!
– Ну, внешность часто бывает обманчива, профессор, –
ответила Амалия, улыбаясь каким-то своим потайным мыслям. – До свидания, месье
Мезондьё.
Сарданапал, приоткрыв глаза, смотрел, как Амалия уходит
вместе с Рейно – изящная, стройная, гибкая. Но еще долго в комнате чувствовался
тонкий запах ее духов.
5
– Поезд на Лион отходит через пять минут! Пять минут до
отправки поезда на Лион, дамы и господа! Прошу вас занять свои места!
Пять минут…
Он сложил газету, окинул взглядом попутчиков. Ни одного
интересного лица. Достал часы из жилетного кармана, взглянул.
Уже три минуты.
Пар, сутолока, локомотив готов тронуться с места, кондуктор
ходит вдоль вагонов, озабоченно косясь на вокзальные часы.
– Поезд отправляется! Сударыня, поезд отправляется!
…Пожалуй, больше всего на свете он любил это мгновение –
когда состав, кряхтя, отправляется в путь. Сначала вздрагивают вагоны, потом
медленно начинает уплывать назад здание вокзала, потом…
Перестук колес, поля, равнины, мосты.
Новые города.
Свобода.
А ведь еще его дедушка и бабушка не знали, что такое
железная дорога. «Отличная все-таки вещь этот технический прогресс», – смутно
подумал он, разворачивая очередную газету.
Политика. Русский царь заявил… а германский канцлер… а
австрийский император…
Скучно.
Он хотел сложить газету – и внезапно услышал возле себя
чье-то тяжелое дыхание. Это была не то одышка, не то сопение, которое издавало
довольно неповоротливое и крупное – во всяком случае, для особей своего рода –
существо. И помимо всего прочего, он отлично знал, кто именно мог так дышать.
Но это совершенно невозможно!
Тем не менее он медленно, очень медленно опустил глаза – и
увидел возле своего ботинка черный нос, свисающие до пола уши и пятнистое
туловище на странно коротких лапах.
– Добрый день, месье, – сказала Амалия Корф.
После чего села рядом, не отпуская поводок.
– Простите, сударыня, мы знакомы? – пролепетал ее сосед.
Это был молодой брюнет самой обыкновенной, самой неприметной
внешности, словно нарочно созданной для того, чтобы ее обладателю было легче
затеряться в толпе. Не красавец и не урод, роста не высокого и не низкого,
словом, человек, каких при желании можно найти в одном только Париже десятки
тысяч, если не сотни.
– Я полагаю, да, месье Бернар, – ответила Амалия. – Вы ведь
Огюстен Бернар, не так ли?
Брюнет ничего не сказал, но слегка отодвинулся от нее к окну.
Сарданапал шумно вздохнул и улегся у ног Амалии.
– Мне кажется, мы все-таки незнакомы. – Брюнет улыбнулся,
одновременно бросив быстрый взгляд в сторону прохода.
– Как Антуана Валле я вряд ли имела честь вас знать, –
задумчиво уронила Амалия. – Но зато как Фредерик Мезондьё вы успели произвести
на меня впечатление. Не стоило вам бросать собаку – в конце концов именно она
помогла мне найти вас. Вы отлично умеете запутывать следы, но животное с таким
тонким нюхом не обманешь.
– Ах, черт! – пробормотал лжеученый, он же лжеслуга. –
Только не надо возводить на меня напраслину, сударыня. Я никого не бросал, я
оставил собаке достаточно еды, а завтра вернулся бы болван Мезондьё, он бы
позаботился о Сарданапале.
– Вы чертовски предусмотрительны, – заметила Амалия. – Так и
должно быть, впрочем. Итак, как все было? Вы решили присмотреться к особняку
моей подруги и с этой целью устроились слугой к ученому, который жил на той же
улице?
– В общем, да, – подтвердил Бернар. – Кто станет подозревать
неповоротливого старика со старой собакой, даже если он по полчаса торчит возле
одного и того же особняка?
– Но пока вы бродили вокруг да около, господин Валевский,
известный своим решительным нравом, опередил вас, – усмехнулась Амалия. –
Однако и тут вам повезло. Выбрасывая драгоценности из окна, он не заметил вас,
что и немудрено. Полагаю, вы все-таки старались, чтобы из особняка вас не
заметили.
– Да, в какой-то мере мне повезло, – согласился Бернар. –
Однако это везение, как понимаете, создало для меня некоторые неудобства.
– Почему вы не бежали с драгоценностями сразу же? – спросила
Амалия.
Огюстен Бернар пожал плечами:
– Я не мог бросить собаку. Надо было купить ей еды про запас
и… И потом, мне в голову пришел отличный фокус. Я не сомневался, что вор явится
ко мне гораздо раньше полиции.
– А когда к вам слишком быстро пришла настоящая полиция, вы
перегримировались и изобразили рассеянного ученого, – подхватила Амалия. –
Чемоданы, которые вы собирали, вы выдали за чемоданы человека, который только
что вернулся из путешествия. Ничего не скажу, ловко придумано.
– И все-таки вы обо всем догадались, – усмехнулся Бернар, не
переставая зорко следить за Амалией. – Получается, я где-то допустил ошибку?
– Да. К примеру, вы сказали, что платили слуге мало. Однако
настоящий скряга никогда не считает, что кому-то недоплачивает. Напротив, он
думает, что это в порядке вещей. Затем вы заявили, что только что вернулись из
Египта, но для человека, который приехал из жаркой страны, у вас слишком
бледная кожа.
– Ах, черт, – пробормотал расстроенный Бернар, – об этом я
не успел подумать! Ладно, в следующий раз учту.
– Даже если бы вы это учли заранее, – отозвалась Амалия, – я
бы все равно поняла, что вы вовсе не Мезондьё.
– Это почему? – насупился вор.
– Из-за Цереры. Вы сказали, что Церера – богиня весны у
древних римлян. На самом деле она богиня земледелия. Богиню весны зовут Флора.
Как мог такой крупный ученый, как Мезондьё, не знать элементарных вещей?
– Сдаюсь, – вздохнул Огюстен. Странно, но почему-то теперь,
когда все разъяснилось, он уже не боялся этой красивой, загадочной и, как он
только что понял, непростительно умной дамы. – Но у меня есть смягчающее
обстоятельство: мне пришлось действовать экспромтом. Пари держу, что Рейно, к
примеру, ничего не заподозрил.
– Что говорить о Рейно, если вы даже Валевского сумели
провести! Но учтите, он обидчивый малый и наверняка попытается вам отомстить.
