Ф. Б. Как только захочешь, скажи, я вас познакомлю! А теперь, внимание, наш последний раздел. Ответь на вопрос Альбера Камю.
М. У. Слушаю.
Ф. Б. Можно ли вообразить себе счастливого Уэльбека?
М. У. Мм… э-э-э… пфф… Веселого — да. Счастливого — я склонен ответить отрицательно. В жизни счастье у меня было фрагментарным. Это были моменты счастья.
Ф. Б. Напомню первую фразу твоей первой книги: «Мир — это страдание в действии».
М. У. Очевидно, что человек, написавший такое, не оптимист. Счастье… пфф… Для этого надо представить себе Уэльбека, который перестал писать. Надеюсь, это трудно вообразить.
Ф. Б. Ты за технический прогресс? Скажем, за клонирование человека, как в «Элементарных частицах» или в «Возможности острова»? Что ты думаешь о трансгуманистских утопиях, которыми занимается «Гугл»?
М. У. Я недавно и за короткое время потерял обоих родителей и пса: морального удовлетворения эти смерти мне не принесли. Если бы можно было прожить 350 лет, я был бы за: столько книг еще надо прочесть. Недавно я открыл для себя Теодора Фонтане
[341] — это гениально! Но к примеру, проект Google Glasses
[342] кажется мне малоинтересным: это жутковато — камеры, которые распознают людей. А на днях так вообще я увидел в метро рекламу для сайта знакомств, которая меня испугала. Она гласила: «Любовь не приходит случайно». Мне хотелось сказать: вот именно что случайно, оставьте нам хотя бы эту случайность!
Ф. Б. Я никак не могу решить, к какому лагерю ты принадлежишь. Ты за то, чтобы защищать человечество, или же ты за «улучшенного» человека?
М. У. Скажем так: мне осточертели гуманисты. Если человека можно улучшить, то почему бы это не сделать? Помню, на одной конференции меня обзывали нацистом и чуть не закидали грязью, потому что якобы я защищаю евгенику, генетику и все такое прочее. Там был один калека, который взял микрофон и еле сумел выговорить: «Я… скорее… за» Это было страшно, но все мгновенно успокоились. Понятное дело, страдать генетической, да еще малоизученной болезнью — несладко, но у всего есть границы. Пожалуй, не стоит очень уж улучшать породу людей, потому что если бы все были обязаны быть совершенными, то мы бы с тобой уже не существовали.
В этот момент в дверь позвонил наш английский фотограф Джослин Бейн Хогг. И тут Мишель вытащил из своего рюкзака ампулу «мгновенного сияния» и размазал содержимое по лицу. Затем он извлек на свет божий «Песнь о Роланде» и прочел вслух кусок. А еще позже, уже ночью, шофер вызванного такси согласился доставить подвыпившего поэта до места назначения. Значит, Франция не такая уж безнадежная страна.
Жизнь свела меня со многими писателями, к которым я относился с восхищением. Некоторые меня разочаровывали, другие, наоборот, ошеломляли. Были такие, которые мне казались неинтересными при чтении, но обнаруживалось, что в жизни они премилые люди; другие, в обществе мрачные нелюдимы, оказывались авторами уморительных книг (если очень хотите, я как-нибудь составлю полный список). Самая редкая категория — это автор, который в точности соответствует тому, что пишет. Бывший пилот американских ВВС Джеймс Солтер похож как две капли воды на Филипа Боумена, бесстрашного героя его последнего романа «И больше ничего». Он такой же романтик, как американский возлюбленный Анн-Мари из романа «Спорт и развлечение» (1967), такой же нежный, чувственный и грустный, как разочарованный муж из романа «Абсолютное счастье» (1975). Каждая произносимая им фраза кристальна по своей чистоте: еще бы, ведь она же принадлежит Джеймсу Солтеру. Возможно, причиной его спокойной и ненавязчивой уверенности в себе являются те сорок лет, что нас разделяют. Просто наступает возраст, когда мужчины перестают выпендриваться. Скорей бы мне стукнуло восемьдесят девять, чтобы избавиться от стресса.
Настоящее имя этого восьмидесятилетнего молодцеватого мудреца — Джеймс А. Горовитц. В юности, пойдя по стопам отца, он окончил Вест-Пойнтскую военную академию. В мае 1945-го, когда только что закончилась Вторая мировая (и от этого его история кажется еще более абсурдной), он летел на своем истребителе над Америкой, и у него кончилось горючее — а это, понятное дело, опасней, чем если бы он просто катался на машине. В условиях плохой видимости он принял железную дорогу за посадочную полосу и приземлился на крышу какого-то дома в штате Массачусетс, чудом оставшись в живых. Джеймсу Солтеру удалось также выжить на войне в Корее, где он участвовал в сотне боевых операций против «МиГов» с красными звездами (он рассказал об этом в своем первом романе «Охотники», вышедшем в 1957 году и экранизированном; кстати, в фильме играл Роберт Митчем). Не каждый день доводится обедать в Шестом округе Парижа с человеком, который участвовал в сражениях против коммунистических самолетов.
Куда пригласить дорогого гостя? Так или иначе, это должен быть Монпарнас: место действия романа «Праздник, который всегда с тобой» и в придачу квартал Оливье Коэна, издателя книг нашего героя. Американские писатели уж почитай полвека посещают такие заведения, как «Селект», «Дом», «Куполь», «Клозери». Я остановил свой выбор на «Ротонде», потому что Эрнест Хемингуэй написал о ней: «Я продефилировал мимо череды завсегдатаев „Ротонды“, испытывая величайшее презрение к пороку и стадному инстинкту». В двадцатые — тридцатые годы «Ротонда» пользовалась дурной славой и мозолила глаза прохожим: размалеванные шлюхи красовались там под руку с художниками-алкоголиками. Но успокоим наших придирчивых читателей: теперь «Ротонда» уже не та, она стала более чем приличным местом. Там даже Франсуа Олланд праздновал свое избрание на пост президента. Это того же класса заведение, что и «Fouquet’s» на Елисейских Полях, — но только на левом берегу.
Дж. С. Хемингуэй находил это место пошлым. Сам я долгое время любил «Куполь», но его переделали… Его хотели улучшить, но место от этого потеряло свой неповторимый дух. Я часто туда заглядывал со своим приятелем, продюсером Жан-Пьером Рассамом. Он говорил мне: «Когда я приезжаю в какой-нибудь город, я всегда ужинаю в одном и том же месте — так люди знают, где меня найти». Хороший принцип, я тоже всегда его придерживался.
Ф. Б. Вы где-то сказали: «Мы путешествуем ради того, чтобы найти любовь, без этого путешествия бессмысленны». Теперешнее путешествие в Париж, оно для вас имеет какой-то смысл?
Дж. С. (Смеется.) Вам не следует большое значение придавать тому, что я говорю в интервью! Сам не знаю, когда я это ляпнул, но, должно быть, давно… Возможно, тогда я путешествовал вокруг света, мне было лет двадцать пять — тридцать. В то время я и вправду не слишком интересовался памятниками…
