Ф. С. Ф. (Смеется.) Вот видите, именно поэтому я предпочитаю литературу — кино! Это был слащавый, но забавный фильмец. Роман же был задуман как печальный и феерический. А новая версия ни в какие ворота не лезет. Обратите внимание, я не чураюсь смешных сцен, но временами от всего этого бедлама мне хотелось вызвать полицию.
Ф. Б. Что вы думаете по поводу любви французов к вашим книгам? Вас только что выпустили в «Библиотеке Плеяды», это огромная честь…
Ф. С. Ф. Для меня это несказанное удовольствие. Не такое, правда, как если бы я имел возможность распилить бармена «Динго-Бара» пополам, чтобы посмотреть, что у него внутри, но близкое. Некоторые переводы, должен признаться, показались мне чересчур сложными. Не забывайте, что я специально учился краткости в рекламном агентстве «Бэррон-Колльерс»: сочинял объявления для трамваев.
Ф. Б. Не так давно один издатель, Шарль Данциг, перевел и опубликовал ваши интервью.
Ф. С. Ф. (Смеется.) Черт знает что такое! На обложке его имя напечатано едва ли не крупнее, чем мое.
Ф. Б. Мне заглавие понравилось: «Книги и роллс-ройс». Вы и вправду хотели купить роллс на свои авторские гонорары?
Ф. С. Ф. Ну, роллс довольно скоро закончил бы свои дни в бассейне. Что касается книг… Людям интересней моя жизнь, чем книги. А жизнь у меня, поверьте, была не такой уж веселой. Если бы это было в моих силах, я изменил бы конец.
Ф. Б. Чтобы не умереть в сорок четыре года?
Ф. С. Ф. Разве? Я что, уже умер? А что ж тогда мы тут делаем?
Джей Макинерни III
В плане литературной стилистики и потребления спиртного Джей Макинерни вдохновляется примером Скотта Фицджеральда. У нас с ним стало традицией, всякий раз, как он приезжает в Париж, заглядывать в ресторанчик «Дружище Луи». Американцы в восторге от этого заведения, оно напоминает им дни Освобождения: по виду это нелегальная лавочка, закупающая провиант на черном рынке, которую содержат контрабандисты. С возрастом начинаешь усваивать привычки старого холостяка: ценишь, когда тебя встречают при входе гарсоны в белых пиджаках, отмечаешь, как легко подхватывают они твое пальто и, минуя головы посетителей, ловко швыряют его на полку, какие бывают в поездах дальнего следования; заказываешь всегда одни и те же блюда: улиток, лягушек, фуа-гра, испанский хамон «пата негра», бресскую пулярку, жареную говядину на косточке; а по части вина колеблешься между бордо лучших лет и неожиданными открытиями, — правда, первые всегда побеждают. Моя дружба с Макинерни восходит к 2003 году, когда, беря у него интервью, я вытащил его из претенциозного ресторана «Китчен Гэлери» и, можно считать, силой привел в «Аллар» (еще до того, как это заведение выкупил Ален Дюкасс). Как оказалось, звезда нью-йоркского литературного авангарда был безмерно рад оказаться в старом парижском бистро, где тебе без всяких выкрутасов подадут и лягушек, и улиток и зальют это все старым добрым «живри». Полуночники, независимо от того, кто они — французы или американцы, нуждаются в сытных и питательных блюдах для восстановления сил. Обитатели Сен-Жермен-де-Пре, как и жители Гринвич-Виллидж, любят старые камни, запах плесени, опилки на полу, в которых шныряют мыши; традиции, которые излечивают от комплекса вины после загульной ночи и убеждают, что все хорошо и жизнь удалась. Последствия неумеренных возлияний мгновенно исчезают от вида старых стен и ко всему привыкших гарсонов. И нет ничего хуже для поглощенного саморазрушением писателя, чем стальной табурет, треугольная тарелка и музыка лаунж. Ему нужны глубокие кресла, огонь в камине, оленьи головы по стенам, тишина и забвение. Что еще сблизило меня с Макинерни — это щенячий восторг от Скотта Фицджеральда, угрюмый цинизм, замешенный на сарказме, вечеринках с танцами и пьяными женщинами в длинных платьях, а также другие мелочи, от которых невозможно излечиться.
В своих хрониках дегустатора для «Уолл-стрит джорнэл», собранных воедино и переведенных на французский Софи Бриссо, Макинерни пишет, что «пойяк» источает «аромат свежезаточенного карандаша», а «кондрийе» напоминает «таитянские полотна Гогена», в то время как «о-брион» — и этот образ представляется мне самым ярким — «пахнет коробкой из-под сигар, в которой хранятся сигара „монтекристо“, черный трюфель и раскаленный добела кирпич, балансирующий на старом потертом седле». Так что я возлагаю на него ответственность по выбору первой бутылки.
Дж. М. «Бран-кантенак» 2005 года чудо как хорошо, но оно слишком дорогое! Предлагаю взять «виржини-де-валандро» 1998 года.
Луи, хозяин заведения. Виржини была добрая, она работала медсестрой в Бордо, лечила воспаление ногтя. Bonita, bonita!
Дж. М. Это второе по качеству вино замка Валандро, очень любопытное. Его делает мелкий производитель района Сент-Эмильон. (Дегустирует.)
Луи. Это лучшее домашнее вино в мире. Оно восхитительно. Его вкус все уже давно забыли.
Дж. М. It’s fantastic! Зачем переплачивать и выкладывать целое состояние, если это вино великолепно? Двойное удовольствие.
Луи. Bob Parker
[322] likes it.
Дж. М. Я хорошо знаю Роберта. Вы в курсе, что он ушел на пенсию?
Ф. Б. Давайте не будем о грустном.
Дж. М. Поздравляю тебя с новой женитьбой. Это уже третья, да? (Обращаясь к Лоре, моей невесте.) У меня удачным оказался четвертый брак.
Лара. У меня это первый!
Дж. М. Тогда не страшно, имеешь право на ошибку!
Ф. Б. А не поменять ли нам тему? В последний раз мы виделись в Нью-Йорке, на встрече Нового года, 2013-го, дома у Брук Шилдс. Помню, там была красивая пара, оба актеры: Оливия Уайлд и Джейсон Судейкис, которых ты попытался разлучить. Ты тогда в стельку напился и закончил ночь у Кортни Лав… Вот как надо сыпать именами, чтобы задать тон ужину!
Дж. М. Брук живет со мной по соседству, мы добрые друзья. Что касается Кортни… она вообще никогда не спит! Мм… Это вино подобно хорошенькой библиотекарше.
Ф. Б. Читая твою книжку, я обратил внимание, что ты любишь сравнивать вино с актрисами.
Дж. М. Попробуй-ка его… Некоторые вина изящны, как Кейт Мосс, иные пышны а-ля Памела Андерсон. Но это напоминает мне… Фредерика Бегбедера. Это мужественное вино! Эротичное и при этом интеллектуальное! Сексуальное — и с бородой! Знаешь, сегодня в вестибюле отеля я нашел журнал со статьей, посвященной твоей бороде! Клянусь тебе!
Моя невеста и Джей без зазрения совести надо мной потешаются и хихикают, как гиены. Да будет вам известно, дорогой друг и читатель журнала «Люи», что эти мои ежемесячные интервью — сущий ад, закамуфлированный россыпью роз. Я вынужден постоянно терпеть нелицеприятные шуточки моих гостей. Но статус журналиста подобен духовному сану. В обмен на членский билет Международного союза журналистов я дал торжественную клятву и не отступлю перед трудностями, до последнего вздоха исполняя свой журналистский долг, даже если для этого мне придется съесть лишнюю порцию телячьих почек. Но слава богу, вот наконец и Виктория Оллокуи, явившаяся составить нам компанию. Для самых преданных читателей сообщаю, что Виктория — актриса баскских кровей, которая в третьем номере журнала «Люи» выступила в роли «девушки из соседнего подъезда».
