— «Когда вы не являетесь собственным персонажем?»
— Отличный вопрос. Я тоже заметил, что мои творения мной завладели, я превратился в собственных монстров. Но ведь мы все играем какую-нибудь роль в социальной комедии, это в порядке вещей. Я думаю, что скоро избавлюсь от некоторых масок. Проблема в том, что другие постоянно ждут от меня роли, костюма. Если я не оправдываю ожиданий, люди разочарованы, находят меня неприятным, говорят, что я либо хандрю, либо болен…
— «Вы очень много заняты. Что в ваших занятиях лишнее? Галереи „Лафайет“, „GQ“, „Гран журналь“ („Большой выпуск новостей“) на „Каналь +“, стюардесса в „99 франках“»?
— Весьма сожалею, но все перечисленное отнюдь не лишнее. Бориса Виана никто не упрекал в том, что он разбрасывается. Хотя… когда он жил, все было совсем иначе. Я нашел довольно пессимистичную цитату из Камю. Звучит она так: «Люди признают убедительность ваших доводов, вашу искренность и серьезность ваших страданий только после вашей смерти. Пока вы живете, случай ваш сомнителен и вы можете рассчитывать разве что на скептицизм»
[313]. В конце «99 франков» (книги) Марк Маронье и Софи разыгрывают самоубийство, чтобы почувствовать себя свободными… Вау! Да что это я так всерьез, ведь это хохма! Я что, деревянный бушлат собираюсь примерить?!
— «Когда вы перестанете фигурировать в списке приглашенных, это будет для вас хорошая или плохая новость?»
— Вопрос поставлен некорректно, потому что списки составляю я. (Ну вот, опять лезу на рожон!)
— «Публикацией какой книги вы больше всего гордитесь как издатель?»
— Свинский вопрос, потому что те, кого я не назову, обидятся. Ну ладно, скажу все-таки, что рад был опубликовать «Антологию видений» Симона Либерати и «Млекопитающих» Пьера Меро, потому что мало того что это замечательные тексты — их авторы стали моими друзьями. Еще удался первый роман Филиппа Поле-Виллара, «Человек, который ходил с пулей в голове». Кроме того, «Лихорадка, о которой надо молчать» Лолы Лафон. И все же самой большой моей гордостью стало то, что я оказался единственным издателем, кто поддержал Гийома Дюстана.
— «Вы умеете вешать полки?»
— Нет, поэтому у меня книги лежат штабелями на полу.
— «В эпоху видеоигр, Интернета, „Твиттера“ зачем надо писать книги? Ведь прочтет их только 100 тысяч человек из 60 миллионов?»
— Меня переводят во многих странах, так что читателей у меня больше чем 60 миллионов. Я совершенно убежден, что то меньшинство, которое читает книги, получает что-то несравнимо большее, более глубокое и прекрасное, чем видеоигры, чат или разговор по скайпу, пусть даже с гладковыбритой юницей.
Официант принес сыры: ах, красота! За соседним столиком расположилась престарелая пара, они едят молча. От их вида у меня кусок в горле встает. Я, судя по всему, тоже нагоняю на них тоску: сижу, понимаешь, один за угловым столиком и стучу как полоумный на «эппл-макбуке-про», а сам при этом знай сыры наворачиваю. Вундеркинд-мазохист хренов. Вернемся, однако, к каверзным вопросом коллег-завистников, которым моя мировая слава не дает спать спокойно.
— «Вы по-прежнему молодой козел или уже старый козел?»
— Старый козел с самого рождения.
— «Вы похожи на персонажа „Блуждающего огонька“ Луи Маля, которого играет Морис Роне. Этот персонаж „не в состоянии удержать“. А вы уже думали о самоубийстве?
— Думал. Но это искушение прошло, когда у меня родилась дочь.
— „Что такое элегантность?“
— Это Дэвид Нивен в любой роли. Бывает, я, одеваясь, думаю: „А Дэвид Нивен надел бы такое?“ Эх, да у меня еще куча вопросов осталась, а места уже мало, так что буду впредь отвечать покороче, уж не обессудьте.
— „Ваш роман обходит (почти) молчанием женщин и секс. Ни слова про русских манекенщиц, девочек из ночных клубов или актрис. Или вы хотите этим дать понять, что их всех прибирал к рукам ваш брат Шарль, а вы остались ни с чем? Почему такое молчание? Или вы бережете эту тему для следующей книги?“
— Ваш вопрос доказывает, что вы не читали ни одной из моих предыдущих книг! Женщины и секс, русские манекенщицы и девочки из клубов — это главная тема всех моих романов.
— „Сколько вы зарабатываете в месяц? Мечтаете ли вы заработать больше, чем ваш брат Шарль, который только что продал свою долю в компании „Poweo“ за скромную сумму в 40 миллионов евро?“
— Да, тут вы попали в самую точку. Моя цель — зарабатывать 40 миллионов евро в месяц, но мне до этого пока далеко.
— „Расскажите, по какому диковинному стечению обстоятельств буржуа с левого берега оказался консультантом компартии? Причиной тому — пространственный размах здания на площади Полковника Фабьена, или это тонкий рекламный ход, или просто прихоть а-ля Жюльен Купа
[314]? Ты что, левый? Давай выкладывай! Это как-то странно для мальчика из приличной семьи“.
— Да все проще простого: верхушка ФКП обратилась ко мне в 2002 году с предложением на них работать. Судя по всему, у них не было ни классовых предубеждений, ни социальной нетерпимости, свойственной вам. К счастью, буржуа вовсе не обязаны непременно симпатизировать правым силам. Мне кажется, уровень вопросов снижается, — вероятно, составители выдохлись!
— „Вы захотели стать знаменитым и выступать по телевидению после того, как в 1979-м поработали с братьями Богданофф?“
[315]
— Совершенно верно! Именно тогда я познал радости минутной славы (восхищение девушек, зависть парней, гордость преподавателей школы Боссюэ).
— „Вы цитируете Шопенгауэра: „Измена женщины из-за своих последствий и потому, что она противоестественна, гораздо предосудительней, чем измена мужчины“ („Мир как воля и представление“. Перевод: измена мужа не столь серьезна, как измена жены. Вы объясняете, что в данном случае речь идет о ГА (говенный аргумент). Не могли бы вы пояснить?“
— Это в большей степени АИМ (аргумент истинного мачо). Женщинам часто приходится такое слышать. Я и сам нередко прибегал к этому доводу во время моих постоянных семейных разборок. „Дорогая, — говорил я, — если я тебе изменю, это не так страшно, как если ты, потому что я мужик“. Правда, это никого не убеждает (и отчасти объясняет развод моих родителей в 1972 году).
