– Вот странность, – подивилась я, – обычно немота связана с глухотой.
– Не знаю, по какой причине Иван потерял способность разговаривать, – пожал плечами Леня, – может, из-за болезни? У меня были неприятности с почками, пару лет по больницам мотался, насмотрелся всякого.
– Сейчас, надеюсь, вы выздоровели, – дипломатично заметила я.
– Мне сделали трансплантацию, – поежился Леонид, – теперь предстоит пожизненно принимать таблетки, ничего хорошего.
Я чуть замедлила шаг. Наверное, юноша удался в мать, Алла Константиновна высокая, худая, чтобы не сказать тощая. А Филипп Леонидович кряжистый, ширококостный, ростом ниже жены. Олигарх не производит впечатления человека, который, обнаружив пробоину в корабле, сложит руки на груди и, перепоручив свою душу богу, тихо утонет. Нет, Верещагин голыми руками разломает палубу, сделает из досок плот, сядет на него и поплывет к берегу, по ходу убивая акул и крокодилов, которые захотят им закусить. А вот Леня явно другого склада человек, он, похоже, меланхолик и мизантроп.
– Большинство людей начинает день с горсти пилюль и завершает его смесью из капсул, – воскликнула я, – это же ерунда. Сама глотаю витамины, рыбий жир, кальций.
– Но не средства, подавляющие отторжение почки, – перебил меня младший Верещагин. – Как вы думаете, где у человека находится душа?
Резкая смена темы удивила.
– Душа? Понятия не имею.
– Она есть и бессмертна, – очень серьезно произнес Леонид. – Иначе наше существование лишено всяческого смысла. Человек умирает, а его сознание улетает в иные сферы и там продолжает развиваться, ведь так?
– Возможно, – осторожно ответила я.
– Так где вместилище души? – упорствовал Леня. – Я прочитал не одну книгу по данному вопросу, но не получил однозначного ответа. В разных цивилизациях свои верования. Египтяне полагали, что дом души – сердце. Гиппократ считал – голова. Как вы думаете, можно ли потерять духовную сущность? Ну, допустим, солдату на войне оторвало ногу. От его души тоже отвалится часть?
– Никогда об этом не думала, но, полагаю, что ампутация тут ни при чем, – ответила я, – многим людям в течение жизни проводят операции, удаляют гланды, аппендикс, желчный пузырь, другие органы. От того, что у вас теперь не хватает одной почки, ничего не изменилось. Душа осталась на месте. Сомневаюсь, что она обитает в районе мочевого пузыря.
– А где? – жадно поинтересовался парень.
– Не знаю, – откровенно призналась я, – думаю, у доброго, сострадательного человека – в сердце, у умного, но сухого – в мозгу, у обжоры – в желудке.
– Интересная теория, – сказал Леонид. – Вам сюда. Если захотите продолжить нашу беседу, приходите в любое время, я не сплю по ночам.
– В аптеках продают замечательные капли, гомеопатические. Недельку попьете, и сон восстановится. Хотите, напишу название? – предложила я.
У Леонида непроизвольно дернулась щека.
– Нет.
– Это всего лишь настой трав валерьяны, пустырника и мяты, – уточнила я, – вреда для здоровья не будет, зато с Морфеем встретитесь без проблем.
Леня показал на широкую дверь с фигурной ручкой из бронзы.
– Там кабинет отца. Я не хочу спать по ночам.
Я вспомнила аромат кофе, который витал в комнате Леонида, запись урока утренней гимнастики и покачала головой.
– Вредно менять день и ночь местами.
– В светлое время суток я тоже не сплю, – заявил Леонид, – езжу на учебу. Заходите, поболтаем, мне интересно ваше мнение. Вы вроде пишете фантастику?
– Детективы, – поправила я.
– Не читаю ни криминальные истории, ни сказки про полеты в другие миры, – поморщился Леонид, – тупые произведения засоряют мозг, но вы, несмотря на род занятий, производите впечатление вдумчивого индивидуума. Заглядывайте на чашечку эспрессо, поговорим о разном.
Не дожидаясь ответа, Леня повернулся и почти побежал по коридору.
Глава 10
Я общалась со всеми детьми Верещагина. Двое, Риша и Леня, никак не походили на уверенных в себе наследников огромного состояния. Бедная Ирина тряслась от страха перед выходом на сцену, безумно боясь опозориться перед родителями и сотней гостей. А Леонид, с которым мне сейчас впервые удалось поговорить с глазу на глаз, похоже, ипохондрик, зацикленный на своих ощущениях. У Верещагина еще была дочь Роза, которая умерла от инфаркта. И я сильно сомневаюсь, что Филипп Леонидович в восторге от того, что Ванесса скачет по сцене, исполняя рок. Иначе почему ее имя дома даже не упоминают? Получается, что из всех отпрысков олигарх может гордиться лишь одной Мисси, своей помощницей.
В тиши коридора раздалось шуршание и легкое постукивание. Я вздрогнула, но потом сообразила, что стою в полуметре от приоткрытого окна, которое занавешивает рулонка с рисунком в тон обоев. Я подошла ближе, чуть раздвинула тканевые полоски и с наслаждением сделала вдох. Кое-кто сейчас иронично улыбается. Ну откуда в Москве кислород! Даже поздним вечером над столицей колышется облако из автомобильных выхлопов и выбросов из заводских труб. Не спорю, с экологией в моем родном городе дело обстоит не самым лучшим образом, но в доме Верещагина повсюду работают кондиционеры, вот мне и захотелось подышать пусть плохим, но настоящим воздухом.
Окошко выходило в небольшой внутренний дворик, в центре которого стоял неработающий, похожий на старинный фонтан. Я сообразила, что нахожусь в центральной части дома. Справа флигель с темными окнами, слева сияет огнями крыло театра. Кажется, банкет в разгаре. Я продолжала бездумно смотреть во дворик. Моя тетка Раиса любила повторять: «Никому не завидуй, под каждой крышей свои жирные мыши».
Но маленькая Вилка ничего не могла с собой поделать. Мне хотелось красивых платьев, новых игрушек, книжек, как у моих одноклассниц. Рейтинг в детском коллективе очень зависит от того, что лежит в твоем пенале. Во времена моего детства особо ценными вещами считались полупрозрачные, сладко пахнущие ластики, смахивающие на конфеты, шариковые ручки с картинками из мультиков, наборы фломастеров, блокноты, на обложке которых изображались кошечки, собачки, гномики. Практически недоступными и от того невероятно желанными были железные коробочки с мармеладками в виде разноцветных мишек. В нашем классе такая была у Оли Звонаревой, ее мать работала переводчицей, постоянно моталась за границу и заваливала дочь подарками. Мне так хотелось этих желейных конфет, что, когда в Россию в начале девяностых хлынул поток низкосортных импортных продуктов, я купила себе точь-в-точь такую коробочку и убедилась: заветные мишки – редкая гадость. Но ведь дело не во вкусе, а в факте обладания. У Звонаревой было все из вышеперечисленного, она не дорожила сокровищами, теряла их, ломала и, совершенно не расстраиваясь, говорила:
– Мама новую притащит.
Как же я ей завидовала! Нет слов, чтобы описать это ощущение. Я мечтала вырасти, устроиться на работу, заполучить чемодан денег и наконец-то купить себе все-все! Наверное, желание разбогатеть читалось на моем лице, потому что Раиса беспрестанно повторяла:
