– Меня не было в Петрограде – в это время я была на фронте в качестве сестры милосердия, но до меня поневоле доходило много слухов, – спокойно ответила великая княгиня. – Во-первых, поскольку я хорошо знала Ники, то должна категорически заявить, что Распутин не имел на него ни малейшего влияния. Не кто иной, как Ники со временем запретил Распутину появляться во дворце. Именно Ники отправлял «старца» в Сибирь, причем не однажды. Некоторые из писем Ники к Аликс в достаточной мере свидетельствуют о том, что он действительно думал о советах и рекомендациях Распутина. В тот период, когда Ники находился в Могилеве, а Аликс оставалась совсем одна в Царском Селе, положение с каждым днем ухудшалось. Признаю, из ее писем действительно видно, что она все чаще прислушивалась к мнению Распутина. Но не забывайте, что она видела в нем спасителя своего сына. Издерганная, измученная до невозможности, не видя ниоткуда поддержки, она, в конце концов, вообразила, что «старец» является и спасителем России. Однако Ники никогда не разделял такого ее отношения к Распутину. Несмотря на преданность супруге, он отстранял и назначал людей вопреки ее пожеланиям. Сухомлинов был замещен на его посту военного министра Поливановым, несмотря на то что императрица умоляла его не делать этого. Ники снял Штюрмера с должности министра иностранных дел и назначил Самарина обер-прокурором Святейшего Синода. И снова по собственной инициативе. Некоторые охотно вспоминали, что Распутин был настроен решительно против войны с Германией в 1914 году. Поэтому в 1916 году отдельные лица стали всем нашептывать, будто Аликс выступает за сепаратный мир с Германией под влиянием Распутина, который, мол, стал теперь всего лишь орудием в руках немцев. Ложь эта теперь опровергнута, но сколько вреда она причинила в свое время!
Ольга Александровна сделала паузу, а затем продолжила:
– Будучи так близка к ним обоим, я никогда не вмешивалась в их дела ни со своими советами, ни с критическими замечаниями. В сугубо политических вопросах я мало, вернее вовсе не разбиралась, все же остальное было личным делом Ники и Аликс. Но вы обратите внимание на императорскую фамилию! Лишь Мама и тетя Элла по-настоящему защищали интересы Ники – но ни Мама, ни моя тетушка не знали, по существу, всех деталей. Они тоже основывали свои суждения на слухах. Но они обе, по крайней мере, искренно болели за дело. Между тем как остальные начали приезжать в Царское Село и давать свои советы, которых у них никто не спрашивал. Изрекали предупреждения, не стесняясь в выражениях, и даже устраивали сцены. Некоторые даже заявляли, что Аликс следует отправить в монастырь
[175]. Димитрий
[176], молодой кузен Ники, вместе со своими друзьями активно участвовал в гнусном заговоре. В убийстве Распутина не было ничего героического. Вспомните, что сказал о нем Троцкий: «оно было совершено по сценарию, предназначенному для людей с дурным вкусом». А ведь вряд ли можно назвать Троцкого защитником монархии. Полагаю, на этот раз коммунисты были недостаточно суровы в своих суждениях. Это было заранее обдуманным и донельзя подлым убийством. Вспомните два имени, какие и по сей день связывают с этим злодеянием. Один был великий князь, внук царя-освободителя, второй – потомок знаменитого рода, жена которого приходилась дочерью другому великому князю
[177]. Это ли не свидетельство того, как низко мы пали!
Не скрывая своего отвращения, Ольга Александровна добавила:
– Чего они надеялись добиться? Неужели они действительно полагали, что убийство Распутина улучшит наше положение на фронте, положит конец безобразной работе транспорта и, как результат, нехватке снабжения? Не поверю этому ни на секунду. Убийство было обставлено таким образом, чтобы превратить Распутина в исчадие ада, а его убийц – в героев из волшебной сказки. Мерзкое это убийство было величайшим преступлением по отношению к тому единственному человеку, которому они присягали верно служить, – я имею в виду Ники. Участие в злодеянии двух членов нашего семейства лишь свидетельствовало об ужасающем падении нравов в высших кругах общества. Более того. Оно вызвало возмущение среди крестьян. Распутин был их собратом. Они испытывали гордость, слыша, что он друг царицы. Узнав о том, что его убили, они начали говорить: «Ну, вот, стоит кому-то одному из нас приблизиться к царю и царице, как тут же князья да графья убивают его из зависти. Вот кто вечно стоит между царем и нами, мужиками».
* * *
Дело было осенью 1915 года, и, хотя Ольга Александровна тогда этого еще не знала, то была ее последняя поездка в город, который она так любила. Всей прислуге дома на Сергиевской она заплатила годовое жалованье. Потом отправилась в Царское.
– Бедная Аликс была сама не своя от тревоги и печали. Разумеется, я не рассказала ей о тех небылицах, которые я слышала. Она призналась мне, как ей недостает Ники. Мы обе заплакали при расставании. Но больше всего я боялась встречи с Мама. Я должна была сообщить ей, что намерена выйти замуж за человека, которого люблю. Я приготовилась к тому, что Мама устроит страшный скандал, но она встретила это известие совершенно спокойно и сказала, что понимает меня. Для меня это явилось своего рода потрясением.
Великая княгиня обнаружила, что по городу ходят слухи – один нелепее другого, – направленные на то, чтобы подорвать престиж их семьи. Некоторые даже забывали о том, что она сестра государя, и повторяли эти вымыслы в ее присутствии. Поговаривали о заговоре среди членов императорской фамилии против государя. Назывались имена одного великого князя, затем другого.
* * *
Наступило и прошло Рождество. С приближением последних дней монархии зловещие слухи усилились. Из Петрограда писем почти не приходило. Императрица-мать, Ольга и Сандро не знали, чему верить.
– Известие об отречении Ники прозвучало для нас как гром среди ясного неба, – вспоминала Ольга Александровна. – Мы были ошеломлены. Мама была в ужасном состоянии, и мне пришлось остаться у нее на ночь. На следующий день утром она поехала в Могилев, Сандро поехал вместе с Мама, мне надо было идти в лазарет.
