– Делайте что хотите, – закричал он в ответ после минутного колебания. Она улыбнулась. Он задумался. Ясно, что такие мысли не приходили ему в голову.
– Ты хочешь, чтобы мы так поступили?
– Если вы этого хотите. – Он скрестил руки на груди.
– Чего мы хотим, так это вернуться на сцену, пока у нас не кончились деньги.
– Ну так и возвращайтесь. Мне все равно.
– Но ты хочешь, чтобы мы содержали тебя.
– Я этого не говорил.
– Нет, но ты подразумевал это. «Оставьте меня одного», сказал ты. Ты это имел в виду, до ужина.
Его лицо помрачнело. Гнев начал уступать место боли и бессильной растерянности. Его голос смягчился.
– Черт возьми, Миранда. Я не могу работать. Если ты и остальные хотите оставить меня, пожалуйста.
Она готова была заплакать, видя ту боль, которую ему причинила. Но слезы не могли ему помочь. Леди Макбет добавила насмешки в свой голос:
– Ты не это имел в виду. В твоих словах нет убедительности, и ты это знаешь.
Он развел руками и безвольно уронил их.
– Я не могу работать.
– Можешь. И ты будешь работать. Бесплатная поездка кончилась. Помнишь, что ты сказал мне в Сент-Луисе, когда объяснял, почему актерская труппа не может быть моей второй семьей. Ты сказал: «Мы профессионалы, занимающиеся тяжелым ремеслом. Мы не благотворительная организация».
Он молчал, страдая от справедливости слов, которые он сказал ей, когда она была еще юной девушкой.
– Так вот, это не благотворительная организация. И ты не нуждаешься в милостыне. Ты должен сам встать на ноги. Ты ценный член нашей труппы, и мы собираемся использовать тебя.
– Черт тебя побери!
– Так ты боишься? Я тоже была напугана до смерти. У тебя не было ко мне сочувствия. Тебе нужна была актриса. А я оказалась под рукой.
– Иди к черту!
– Сейчас я спущусь вниз и пошлю Джорджа к продюсеру, чтобы договориться о прослушивании. Потом я вернусь с кофейником, полным кофе, и текстом пьесы, и ты будешь учить роль Просперо из «Бури». Для роли Фердинанда ты уже несколько староват. А я тем временем повторю роль Миранды.
Она ждала, что он начнет спорить, но он молчал. Его губы были плотно сжаты. Он лежал в шезлонге, уставившись в потолок невидящими глазами.
Миранда так сильно дрожала, что едва смогла дойти до двери. В коридоре она позволила себе поплакать, но только несколько минут. Она только что дала Шриву совет относительно жалости к себе. Сейчас она воспользуется им сама. У нее не было времени для слез. Ее ждала работа.
– Он хочет встретиться с тобой, – сказал ей Джордж. – Его зовут Уильям Бирсфорд, но он просит всех называть его просто Билли.
– Ты объяснил ему, что Шрив был Романтической звездой трех континентов?
Джордж обиженно посмотрел на нее.
– Я дал ему полную характеристику. Я представил рецензии и вырезки, и целую пачку фотографий.
– И ты сказал, что я хочу играть Миранду.
– Он захлопал в ладоши и сразу стал искать бланк контракта. Деньги его не волнуют. Он серьезно подходит к своей постановке. – Джордж замолчал.
– И тогда ты все ему рассказал.
– Да. Я ясно дал ему понять, что Шрив выглядит как раньше, и голос его звучит как раньше, и играет он по-прежнему.
– И что сказал он? Джордж развел руками.
– Он спрятал бланк контракта в стол с такой поспешностью, что оторвал от него уголок. Потом встал и направился к двери. Я сказал ему, что никто ничего не узнает. Публика ничего не заметит.
– И...
– Он остановился. Еще раз просмотрел фотографии. Особенно твои. – У Джорджа был расстроенный вид.
– Мне не надо знать, что он сказал потом, так что ли?
Джордж кивнул.
– Он хочет встретиться с тобой. Наедине. Она поежилась.
– Боже мой!
– Мы найдем что-нибудь другое, – сказал Джордж, похлопав ее по плечу.
– Нет. Эта работа нам подходит. Я встречусь с мистером Бирсфордом.
– Я не позволю. Шрив мне этого не простит.
– Нет. – Она взяла его руки в свои. – Я не пойду к нему одна. Но я встречусь с ним. И я постараюсь его убедить.
Миранда чувствовала себя так, как в день премьеры в Сент-Луисе. Внутри у нее все горело и дрожало, будто она вновь была шестнадцатилетней девочкой и играла Офелию в ночной сорочке перед многочисленной публикой. С тех давних пор все дела в театре вели только Шрив и Джордж. Она никогда еще не встречалась с продюсерами.
От всех практических дел она была ограждена другими людьми, которые работали с ней в театре. Джордж, Ада и, конечно, Шрив обращались с ней как с ребенком. Она подписывала бумаги там, где они ей указывали, одевалась так, как они ей советовали, даже говорила так, как они ей велели. Половину своей жизни она была для них ребенком.
Теперь обстоятельства заставили ее внезапно повзрослеть. Она больше не была маленькой девочкой. Но если она не справится... Результат будет слишком плачевным. Им придется расстаться. Что станет с Джорджем? С Адой? Они оба уже не молоды. Они знали только театр. Любая работа, какую бы они ни нашли, будет очень трудной для них.
Смогут ли они жить без театра? Она не знала, есть ли у них какие-либо сбережения. Она даже не знала, есть ли что-то у нее самой. Деньги хранились у Шрива. Или у Джорджа.
Она должна спросить его об этом сразу же после встречи с продюсером.
В театре было темно и очень холодно. Лондон казался сырым и промозглым после мексиканской жары. Она застегнула свое темно-синее пальто до самого подбородка.
Джордж провел ее через вестибюль в контору, располагавшуюся в бельэтаже. Ковер на лестнице был местами потерт, люстры пыльными, по углам свисала паутина.
Холод пронизывал Миранду до костей. Ее начала бить дрожь. Джордж смущенно посмотрел на нее.
– Ты к такому не привыкла, Миранда.
– Мы все к такому не привыкли.
Его тонкие губы тронула слабая улыбка.
– Поверь мне, я видел театры и похуже этого.
– Но это было давно.
Он кивнул. С непривычной теплотой он взял ее под руку и задержал на лестнице.
– Ты не должна чувствовать свою вину, если из этого ничего не получится, – серьезно сказал он. – Ты не должна делать то, что тебе неприятно.
От одного намека у нее застучали зубы. Джордж пристально посмотрел ей в лицо.
– Помни, что скорее всего он блефует. Вероятно, он просто проверяет тебя. Негодяй. Возможно, он хочет посмотреть, не удастся ли ему получить больше выгоды от постановки.
