– Эми?
«Лучше уйти отсюда», – подумал он. Эми крикнула что-то бессвязное.
– Не знал, что вы испытываете интерес к этой крошке, – сказал Эдгар.
– Не интерес. Точнее, не личный интерес. Меня заботит ее благополучие…
– Ах, благополучие. Ответь же ему, Эми. Я сделал тебе больно? Или, может быть, мои ухаживания тебе неприятны?
Эми стояла все так же, откинувшись на раковину. Эдгар медленно и нехотя убрал руку с ее груди. На лице Эми, вокруг рта и подбородка, краснели следы от его пальцев. Она судорожно выдохнула:
– Нет, сэр. Нет, сэр. Ничего дурного. Со мной все хорошо, мистер Адамсон. Прошу вас.
Вильям не понял, что означает это «прошу вас». Возможно, она и сама не понимала. Но Эдгар все же отступил, и она выпрямилась, опустив голову, нервно застегивая пуговицы и поправляя пояс.
– Мне кажется, сэр, вы должны извиниться и оставить нас, – хмуро и холодно сказал Эдгар.
– А мне кажется, Эми лучше отсюда уйти, – возразил Вильям. – И как можно скорее.
– Сэр? – едва слышно спросила Эми у Эдгара.
– Ну что ж, дитя, беги, – согласился Эдгар. – Когда ты будешь мне нужна, я тебя найду.
Ни тени улыбки не мелькнуло на его полных бледных губах, когда он произносил эти слова. То была констатация факта. Эми сделала неопределенный книксен обоим мужчинам и убежала. Эдгар заявил:
– Слуги в этом доме не ваша забота, Адамсон. Не вы платите им жалованье, а потому, будьте любезны, не вмешивайтесь в их жизнь.
– Малышка еще совсем дитя, – возразил Вильям. – У нее и детства-то не было.
– Чепуха. Она премилая пышечка, и ее сердце стучит чаще, когда я нащупываю его, и ротик открывается охотно и сладко. Вы ни черта не смыслите в жизни, Адамсон. Я уже заметил, ровным счетом ни черта. Возвращайтесь-ка к своим жукам и вьюнкам-ползункам. Будьте уверены, я не причиню зла этой киске. Только добавлю ей крупинку перцу. И вообще, это не ваше дело. Вы здесь прихлебатель.
– Хотелось бы мне знать, какой прок от вас этому миру, хоть одной живой душе, – с нарастающим раздражением сказал Вильям.
Услышав это, Эдгар неожиданно рассмеялся, не разжимая губ.
– Что я говорил, – произнес он. – Вы ничегошеньки не знаете.
И, уверенно пройдя мимо Вильяма, направился в конюшню.
Зимой 1862 года черновой вариант книги был готов. В окончательном виде ее заглавие должно было выглядеть так:
БУРЛЯЩИЙ ГОРОД
Естественная история лесного государства, его устройство, экономика, оружие и средства обороны, его возникновение, экспансия и упадок
Вильям неотрывно работал над книгой, а Мэтти Кромптон читала, правила черновики и переписывала набело готовые главы. Они собирались посвятить еще одно лето уточнению и исправлению результатов прошлогодних наблюдений: в данных, полученных за два года, погрешностей должно быть меньше, чем в собранных за год; помимо этого, Вильям рассылал письма с вопросами по сравнительной мирмекологии в разные части света, где изучали муравьев. По молчаливому уговору Вильям и мисс Кромптон никому не рассказывали, что книга предназначена для публикации; правда, очевидного повода скрывать это не было, но они с самого начала повели себя как заговорщики: будто остальные члены семьи считают изучение муравьев полезным развлечением, достойным времяпрепровождением, и только, тогда как они, писатели, думают иначе.
Книга обрела форму. Первая часть представляла собой повествование, что-то вроде детского путешествия по загадочным мирам. Первая глава называлась:
ИССЛЕДОВАТЕЛИ ОБНАРУЖИВАЮТ ГОРОД
В ней Вильям дал словесные портреты детей, Тома и Эми, мисс Мид с ее поэтическими сравнениями, хотя и не сумел охарактеризовать ни себя самого, ни Мэтти Кромптон, так что повествование велось от лица абстрактного мы, как склонны себя величать короли и ученые, и под этим мы могли подразумеваться они оба или один из них. Мисс Кромптон значительно оживила главу забытыми деталями: рассказом о дружеском соперничестве девочек, о том, как муравьи-фуражиры во время пикников утаскивали со стола кусочки пищи. Вторую главу назвали:
НАИМЕНОВАНИЕ
И КАРТОГРАФИРОВАНИЕ КОЛОНИЙ
В ней подробно описывалась муравьиная жизнь:
Строители, уборщики, землекопы.
Инкубатор, спальня, кухня.
Прочие обитатели: питомцы, паразиты, хищники, гости и муравьиный скот.
Оборона города: война и вражеское вторжение.
Пленники любви: царицы, трутни, брачный полет и основание колоний.
Общественное устройство и власть: кто олицетворяет власть и принимает решения?
Вильям задумал добавить еще несколько глав с более отвлеченным содержанием. Он спорил сам с собой, решая, как их озаглавить:
ИНСТИНКТ ИЛИ РАЗУМ;
ЗАМЫСЕЛ ИЛИ СЛУЧАЙНОСТЬ;
ЛИЧНОСТЬ И СООБЩЕСТВО;
ЧТО ЕСТЬ ЛИЧНОСТЬ?
Эти вопросы волновали его самого столь же глубоко, как вопросы о Промысле и Творце волновали Гаральда Алабастера. Он спорил сам с собой на страницах книги, но не был уверен, что стоит печатать свои размышления.
«Можно видеть, что люди, занимающиеся изучением этих интересных созданий, постоянно спорят о том, обладают те или нет, по отдельности или коллективно, чем-то, что можно назвать разумом. Хотелось бы отметить также, что отношение изучающего часто окрашено тем, во что он хотел бы верить, его отношением к Творению в целом, то есть всеобщей склонностью рассматривать всякую живую и неодушевленную вещь в свете антропоморфизма. Мы относимся к животным с точки зрения выгоды для себя, в частности используем их как волшебные зеркала, в которых стараемся разглядеть подобие самих себя. Мы ищем в их сообществах аналогии нашим сообществам, структурам управления, языку общения. В былые времена считалось, что у муравьев и пчел есть короли, генералы и армии. Теперь наши знания расширились, и, описывая рабочих муравьев, мы употребляем слова раб, нянька, монахиня или рабочий. Те из нас, кто пришел к выводу, что насекомые не обладают ни речью, ни способностью мыслить, но одним только инстинктом, склонны описывать их действия как действия автоматов, а их самих – как крошечные машины, которые движутся подобно колесикам заведенного часового механизма.
Те же, кому хочется верить, что в муравейнике или улье присутствует разум, указывают в качестве аргумента на другие моменты помимо совершенной геометрии восьмиугольных пчелиных сот, объявленной поздними мыслителями простой функцией строительных движений и формы их тела. Ни один из тех, кто подолгу наблюдал за муравьями, решающими задачу транспортировки громоздкой соломинки или увесистой мертвой гусеницы сквозь трещинку в земле, не станет утверждать, что их движения неупорядоченны, что решение всех проблем не есть результат их коллективных усилий. Я наблюдал, как дюжина муравьев манипулирует стеблем в человеческих масштабах высотой с дерево с тем же примерно количеством ошибочных попыток, которое допустила бы команда мальчишек-школьников, прежде чем сообразить, каким концом и под каким углом его следует нести. Если это инстинкт, то он похож на разум, потому что помогает найти определенный метод для решения определенной задачи. В недавно появившейся книге мосье Мишле
[32] „L’Insecte“ есть весьма элегантный отрывок, посвященный реакции муравьев на грабительские налеты мотылька Sphinx Atropos, – его гусениц во времена американской революции завезли во Францию на ботве картофеля, который культивировал у себя на родине Людовик XIV. Мишле красноречиво описывает страшную наружность „зловещей твари“: „она покрыта буйной серой шерстью, а на ее спине – отвратительный череп“ – речь идет о нашем бражнике мертвая голова. Во время грабительских налетов на ульи он пожирает мед, поглощает яйца, нимф и куколок. Великий Губер хотел защитить своих пчел, но помощник сказал ему, что пчелы уже решили эту задачу, построив гнездо с узкими входами, сквозь которые упитанный чужак не может проникнуть в улей, а также с помощью баррикад, которые зигзагообразно отходят от узких входных отверстий, образуя подобие извилистого лабиринта, куда мертвая голова не способна протиснуть свою громоздкую тушу. Мосье Мишле восхищен: по его мнению, все это убедительно доказывает, что пчелы разумны. Он называет это „coup d’etat
[33] в царстве животных“, революцией насекомых, отпором не только мертвой голове, но и мыслителям вроде Мальбранша
[34] или Бюффона
[35], которые отказывали пчелам в способности мыслить и в способности отвлекаться и менять направление своего внимания. Муравьи тоже умеют строить лабиринты и отыскивать выход из лабиринтов, построенных человеком, причем одни виды делают это лучше, другие хуже. Доказывают ли подобные факты, что разум этих маленьких тварей способен развиваться? Устройство их сообществ неизмеримо древнее нашего. Ископаемые муравьи обнаружены в древнейших геопородах; их поведение не изменилось на протяжении невообразимо долгого времени. Неизменны ли их повадки – несмотря на всю тонкость и сложность их устройства; подчиняются ли они некой движущей силе, действуют ли по инстинктивной схеме, жесткой и неизменной, как каменные каналы, или же они мягки, податливы и гибки, восприимчивы к изменениям и голосу собственной воли?
