О.: Я говорю, что дивиденды будут получать только акционеры. А поскольку они акционерами не являются, то получать они их не могут.
В.: Да. И дальше вы им говорите, что это ваш предпочтительный вариант, что они должны вам доверять, а дальше вы обеспечите такое положение: когда они получат все, что они имеют, потому что они имеют право, но вы сделаете при этом так, чтобы их не высвечивать. Я правильно понимаю?
О.: Нет, я говорю, что если они мне доверяют, то мы оставим все так, как было. Я буду платить свои платежи за крышу. Так я и раньше платил. Сначала я буду получать дивиденды, потому что это единственный способ получить мне доходы, а после этого я буду им выплачивать то, что я им должен. И я здесь ссылаюсь на то, что наши отношения с ними, они запрещены законом. Слово «запрещено» здесь употребляется.
В.: Давайте дальше посмотрим, что вы здесь говорите: «Если вы мне не доверяете, то тогда надо справляться, что сколько стоит. Между нами не может быть никаких официальных договоренностей. Ну, во-первых, это запрещено. Во-вторых, не существует способа, как не нарушить эти договоренности. То есть в тот момент, когда ты захочешь это нарушить, ты имеешь право это нарушить. Юридически ты — это все (ничто)». Дальше посмотрим ваш ответ на просьбу Патаркацишвили о легализации в контексте вашей озабоченности. Ваша озабоченность была в том, чтобы их не высвечивать, то есть не делать их видимыми. Вы согласны, господин Абрамович, с тем, что на самом деле не было никаких ни практических, ни правовых причин, почему вы не могли, например, формально перевести бенефициарные владения некоторыми кипрскими компаниями на Березовского и Патаркацишвили? То есть ничто вам не мешало это сделать ни с практической, ни с юридической точки зрения. У вас были же кипрские компании? Из этих кипрских компаний не видно, кто является бенефициарным владельцем этих компаний. Право собственности на эти компании можно было перевести на Березовского и Патаркацишвили, и никто бы вообще ничего не узнал. Никто бы не узнал, что они на самом деле являются теми людьми, которые владеют этими компаниями, соответственно, владеют акциями «Сибнефти». Вы согласны с тем, что вы могли бы это сделать? Перевести бенефициарные владения кипрскими компаниями?
О.: Технически, наверное, это можно было бы сделать. Но в тот момент я этого не знал. А потом почему я должен перевести акции людям, которые не являются акционерами? Это не решало их проблему легализации. Им нужно было продемонстрировать, что они получили деньги.
В.: Господин Абрамович, причина, по которой вам надо было перевести на них эти акции, заключалась в том, что они были вашими партнерами с 1995 года. И вы зарегистрировали бы на их имя те вещи, которые изначально всегда принадлежали им.
О.: Это не так. И если вы посмотрите, никто ко мне во время этой беседы с этим вопросом не обращается. Никто не сказал, что я должен на них перевести акции. Мы обсуждаем легализацию денег — как сделать так, чтобы можно было легально получить деньги.
В.: И что можно было бы сделать для того, чтобы они могли легально получить деньги? Можно было бы сделать так, чтобы они получили право собственности на компанию, которая, в свою очередь, зарегистрирована в качестве акционера. Это же легко можно было сделать? Это было не сложно ведь?
О.: Если бы я в тот момент был бы уже юристом и понимал бы все это настолько, может быть, я и предложил бы это. Но в этот момент ни я не знал этого, ни они не знали. Поэтому у нас получилась беседа ни о чем.
В.: Видите ли, господин Абрамович, я хочу сказать, что в этом пункте вы придумали причины, почему вы отказываетесь формализовать интересы Березовского и Патаркацишвили в «Сибнефти». А это были неправдивые причины. Они не соответствовали реальности.
О.: Я с этим не согласен. Но если я должен был бы акции им, то они бы так и сказали впрямую: «Ты нам должен акции. Переведи, пожалуйста, нам акции». Здесь никто во время этой дискуссии ко мне по поводу акций не обращается.
В.: По-моему, это не так. На самом деле вся идея, предпосылка, я бы сказал, этой беседы как раз и заключалась в том, что у них был интерес в праве собственности на эти акции. Они были заинтересованы в том, чтобы понять, как лучше получать дивиденды, если единственный способ получения прибыли — это дивиденды. Не хотите ли вы это прокомментировать?
Судья Элизабет Глостер: Но он не согласен с самой вашей предпосылкой. Вы хотите что-то добавить, господин Абрамович?
О.: Я не согласен с самой предпосылкой.
Г-н Рабиновитц: Тогда попрошу вас 468-ю рамочку посмотреть. Патаркацишвили на самом деле говорит, что было возможно для него и Березовского получить интерес «Сибнефти», даже если они не будут зарегистрированы в качестве акционеров. Он говорит: «Мы можем другое. Мы можем другой вариант предложить. Там вариант такой, что вместо нас будет участвовать банк». Вы видите — здесь написано?
О.: Вижу.
В.: Дальше Березовский говорит: «…которому мы доверим управление». Видите это?
О.: Вижу.
В.: На самом деле, может быть, они этого и не знали, но на самом деле они предлагали то, что вы и так для себя уже создали. А именно, использовать западный банк в качестве номинального акционера, номинального держателя акций. Разве это неправильно?
О.: Я должен на первый вопрос ответить или на второй?
В.: Ну если хотите разделить на две части. На самом деле тут, по-моему, нет двух вопросов. Вы использовали для себя западный банк в качестве номинального держателя акций, номинального акционера.
О.: Я, правда, не знал об этом, но я использовал.
В.: Ну, соответственно, тогда не было причин, почему бы то же самое для них нельзя было сделать, потому что они именно это и предлагали.
О.: Ну я был акционером, а они акционерами не были.
В.: Ну вот тут придется не согласиться, господин Абрамович. Тогда посмотрите, пожалуйста, то, что вы сказали в ответ на постановку вопроса Бадри Патаркацишвили. Ясно, что вы говорите о владении пакетом в 44 % акций. Я правильно понимаю?
О.: Такое предположение можно сделать. Тут 40 написано.
В.: Тут написано пакетом в 44 процента: «Я говорю… держатель… 44 процента…» То есть вы согласитесь, господин Абрамович, что если Березовский прав, и Патаркацишвили, и он имели действительно половину от ваших 88 %, то 44 % — это была бы как раз ровно та доля, на которую они имели право.
О.: Нет, не согласен, у них никогда не было 44 %, поэтому… из этого пункта вообще никакой вывод нельзя сделать, очень тяжело его прочитать, поскольку много цифр, и если сложить все, то получится больше чем 100 %. До этого я, по-моему, когда я избирался депутатом, или, может быть, даже губернатором, я провел пресс-конференцию, или было интервью, по-моему, газете «Ведомости», где я рассказал, как я владел акциями, как я их контролировал. И вот он предлагал — на основании того, что я рассказал, — попробовать сделать так, чтобы ему было удобно получить деньги.
