Нависла многозначительная пауза. До меня начало медленно доходить. Меня брали на работу в КГБ.
И мне это очень не нравилось.
Я мучительно припоминал, как в таких случаях себя вели герои детективов. Наконец припомнил:
— А если я откажусь?
По законам жанра коварный кагэбэшник должен был зловеще склониться надо мной с фразой: «В этом случае вас ждут серьёзные неприятности» или хотя бы «Я бы на вашем месте этого не делал!». Вместо этого он приподнял бровь и заинтересованно спросил голосом Михал Михалыча Жванецкого:
— А почему, собственно? Кроме банального «не хочу»?
— Нуу-у… — начал я не так уверенно, как полагалось бы герою детектива.
— Смелее, — подбодрил меня Сергей Сергеевич, — не бойтесь нас обидеть! Мы уж такого про себя наслышались. Не хотите «марать себя сотрудничеством со спецслужбами»? Помилуйте, на дворе давно не тридцать седьмой год! И даже не девяносто первый. Мы не занимаемся Политическим сыском! Тем паче, что я предпочёл бы видеть вас в качестве штатного сотрудника, а не любителя На содержании. Не потому, что хочу лишить вас личной свободы — только потому, что собираюсь наиболее эффективно использовать ваши способности.
— Погодите! — я, кажется, нащупал правильную линию поведения. — А вы меня ни с кем не путаете? Да, я действительно знаю всех перечисленных… э-э-э… людей. Но законов никаких не нарушал, планов свержения существующего строя не вынашивал, а при чём тут самолёты, летающие на честном слове, вообще не понимаю!
— Ну-ну-ну! — почти ласково пожурил меня подполковник. — А кто только что проговорился про «мастера сглаза»? Поверьте, мы уже давно наблюдаем «группу Романова», как она числится в наших документах. Она действительно никаких законов не нарушает и переворотов не готовит. Мы бы и не трогали её, кабы не два важных и — увы — взаимосвязанных события: ваше появление в группе и стрельба в «Жар-птице».
В этот момент молодой помощник Сергея Сергеевича подал голос: выразительно кашлянул и показал на часы. Подполковник тут же смущённо заулыбался и развёл руками:
— Простите, ради бога, старика, заболтался! Вас ведь ждут в соседней комнате. Через 10 минут стартует гонка «Формулы-1» где-то в Венгрии. Так что разговор наш мы продолжим через несколько часов.
Я тоже невольно заухмылялся. И даже не стал расспрашивать, кто именно ждёт меня в соседней комнате.
10
Едва глянув на Гарика, я сразу успокоился.
Он был бодр, агрессивен, тут же схватил меня за рукав и потащил к телевизору, рассказывая на ходу подробности вчерашней квалификации. Судя по всему, Гарик, в отличие от меня, продолжал следить за собой даже в камере: во всяком случае выглядел он, словно после посещения тренажёрного зала, бани и парикмахера. Я завистливо потёр редкую и противную щетину и плюхнулся в кресло.
Гонка получилась скучная.
Вначале я ещё пощекотал нервы Гарику, играя с Кулхардом, как кот с мышкой, но потом мне это надоело (к тому же в особо пикантных ситуациях Гарик не гнушался руганью и тычками под рёбра). Словом, последние 20 кругов Мишка Шумахер проехал в почётном сопровождении партнёра по «Феррари» Рубенса Барикелло.
— Ну как я? — поинтересовался я у Гарика после финиша, ожидая заслуженной похвалы. Но наткнулся на недовольную харю, которая назидательно произнесла:
— Ну и чего теперь делать будем?
— В смысле? — опешил я.
— Ты турнирную таблицу внимательно изучил? — язвительно поинтересовался Гарик. — Шумахер, между прочим, досрочно стал чемпионом. И «Феррари» тоже.
— Так хорошо же!
— Чего хорошего? До конца сезона ещё четыре гонки. Я лично их смотреть уже не смогу. Не за Баррикеллу же болеть, в самом деле?
— Слушай, — разозлился я вконец, — ты сам не знаешь, чего хочешь! И вообще, у нас, по-моему, ещё кое-какие проблемы есть. Если я что-нибудь в чем-нибудь понимаю, мы в данный момент находимся в следственном изоляторе КГБ.
— Ну, это временная мера, — голос Сергея Сергеевича за нашими спинами раздался с профессиональной своевременностью. Мы резко обернулись, и я заметил, как явственно вздрогнул Гарик: он, видимо, никак не мог привыкнуть к тому, что Сергей Сергеевич умеет подкрадываться незаметно.
— Как только мы придём к соглашению, мы тут же расстанемся друзьями, — продолжал подполковник.
— А если не придём? — спросил Гарик с некоторой напряжённостью в голосе.
— Тоже расстанемся, но уже недругами, — Сергей Сергеевич выглядел искренне расстроенным. — Не вижу тому причин.
Подобная наглость вызвала откровенное моё изумление:
— То есть как? Вы уже неделю держите нас в камерах без всякого на то основания…
— Андрей Валентинович, — почти ласково, но властно перебил меня Сергей Сергеевич, — каюсь, я скрыл от вас лично некоторые обстоятельства вашего… временного пребывания здесь. Честное слово, сделано это исключительно ради вашей безопасности. Ваших товарищей (подполковник кивнул в сторону Гарика) я держал полностью в курсе событий.
— Каких ещё событий? — спросил я внезапно охрипшим голосом. Мне почему-то пришла на память сцена в казино — с Николаичем в роли мишени.
Сергей Сергеевич уступил право слова Гарику. Тот раздражённо тягал себя за мочку уха. Я уже был знаком с этим жестом — так Гарик реагировал в тех редких случаях, когда кому-либо удавалось убедить его в собственной правоте.
— Все правильно, — неохотно процедил он сквозь зубы, — нам тут пока безопаснее. Там такие разборки…
Из дальнейшего рассказа стало понятно, что Минич со своим спецназом вытащил всех нас буквально из петли: Гарикову машину неустановленные лица заминировали ещё в аэропорту (мина с радиовзрывателем — чтобы всех одним махом, как пояснил нам любезный Сергей Сергеевич), на всех наших квартирах обнаружены «жучки», а возле Машкинового дома гэбэшники попытались задержать какого-то типа, но тот подозрительно быстро засёк их и умудрился скрыться, не оставив даже отпечатков обуви.
По поводу последнего инцидента Сергей Сергеевич переживал особо. «Это вам не пацаны-первокурсники из Высшей школы КГБ, это „наружка“, профессионалы. Не могли они его просто так упустить, тут не без нечистого — ну, вы понимаете?»
Словом, по всему выходило, что должны мы родному комитету госбезопасности ноги мыть и воду пить, а ещё лучше — продолжать жить в пределах следственного изолятора, известного в народе как «американка». Одно смущало — уж слишком очевидно. Через, извините, чур. Нужно было срочно посовещаться с Николаичем.
Когда я сообщил о просьбе (или требовании?) подполковнику Миничу, тот согласился практически без колебаний, хотя и без особого восторга на лице. Впрочем, поди их разбери, этих Штирлицев — может, они давно уже все просчитали и только ждали моей просьбы.
В любом случае мне хотелось поскорее увидать и Николаича, и Машку.
