Тем временем великий князь Михаил Александрович находился в отпуске в Гатчине, продолжая регулярно заполнять дневник:
«6 января. Среда.
Гатчина.
В 10 ч. 20 м. [В.А.] Вяземский и я поехали во дворец к обедне. Вернувшись домой, я завтракал с детьми, затем с Дж[онсоном] поехал по Б[алтийской] дороге в Петроград.
Там я прямо поехал к военному министру ген. [А.А.] Поливанову по одному делу. Оттуда я поехал к [Н.А.] Врангелю до поезда. В 4 ч. Дж[онсон] и я поехали обратно в Гатчину. По дороге домой заехал к Клевезаль. Его бедная жена продолжает очень болеть. К Наташе к завтраку приехал [Д.И.] Абрикосов; после обеда я играл с ним на бильярде, после чего он уехал. Вечером разбирал прошения. Погода пасмурная утром 4 гр., веч[ером] – 1 гр. мор[оза].
(События дня). Черногорская армия сдалась Австро-Германской армии»
[403].
Царская чета продолжала регулярно обмениваться письмами между собой. Временами вспоминали и о великом князе Михаиле Александровиче. Так, например, Государь Николай II в своем очередном письме от 8 января 1916 г. к супруге в Царское Село писал из Могилева:
«Ты меня спрашиваешь, где Миша? Я уверен, что он вернулся в Гатчину, после того как провел две недели в деревне. Почему ты его не повидаешь? Правда, ты себя недостаточно хорошо чувствовала, чтобы принимать»
[404].
В Ставке наступила повседневная будничная штабная работа, которая временами чередовалась с поездками Верховного главнокомандующего на фронт. По поводу смотра войск императором Николаем II в середине января 1916 г. имеются свидетельства все того же жандармского генерал-майора А.И. Спиридовича:
«14[-го] вечером Государь переехал в свой поезд и ночью отбыл в Бобруйск, куда прибыл 15-го в 10 утра. Бобруйск – крепость, расположенная при слиянии рек Бобруйки и Березины, недалеко от города того же имени. Она находилась рядом с Полесьем в Минской губернии. На станции Государя встретил почетный караул и главнокомандующий Западным фронтом Эверт. Приняв караул и доклад Эверта, Государь произвел смотр полков 1-й казачьей Забайкальской дивизии и Кубанской дивизии. День был ясный, солнечный, но была гололедица. При прохождении падало много лошадей. Это всегда производит нехорошее впечатление. Казаками Государь остался доволен. Вечером вернулись в Могилев»
[405].
Английский посол Джордж Бьюкенен отразил в своих мемуарах о подвижках в снабжении русской армии и боевых действиях на фронте за этот период:
«1916 год был отмечен улучшением в деле доставки военного снаряжения из-за границы, а также ростом производства на местных заводах. В то же время, благодаря инициативе земств и городов, в целом ряде районов возникли новые заводы по производству военных материалов. В общем, военные перспективы были более оптимистичными. В Армении, где командовал великий князь Николай Николаевич, армия продвинулась в середине зимы через трудно проходимую гористую местность и в конце февраля (по новому стилю. – В.Х.) заняла Эрзерум. На бессарабском фронте русские, готовые оказать возможную помощь своим западным союзникам, перешли в наступление с целью помочь доблестным защитникам Вердена, которых жестоко теснили немцы. Хотя это наступление и сопровождалось некоторым успехом, оно не достигло результатов, будучи предпринято без достаточной подготовки, при отсутствии необходимого количества аэропланов и других боевых машин»
[406].
Несколько изменился тон редактора «Московских ведомостей» Л.А. Тихомирова, который 6 января 1916 г. записал в своем дневнике:
«Заходил Шечков прямо с Двинских позиций, куда возил подарки от Курской губернии. Он возвращается завтра в Курск делать отчет о поручении своем. Говорит, что на позициях все прекрасно. Дух бодрый, веселый, содержание превосходное, полки в полном составе (нет меньше 4500 чел. в полку). Все вооружено. Снаряды в изобилии; пулеметов столько, что больше некуда девать.
Вообще из Японии доставлено, говорят, 4 500 000 ружей. К сожалению, ружья японские, пули малого калибра, штыки ножом. Для того чтобы в доставке патронов не выходило путаницы, целые армии вооружаются однообразно; одни – японскими ружьями, другие – нашими. Но я думаю, что при наших порядках (а иногда и по измене) путаница все-таки возможна, и тогда в целых армиях могут оказаться патроны, не подходящие к ружьям. По мне эта двойственность оружия – очень опасная у нас штука.
Качества японского ружья офицеры хвалят. Я этому тоже плохо верю. Во всяком случае, солдат приучают к новому ружью. Я думаю, что дрянной ножевой штык – не важный в Японии, где не любят штыкового боя, – у нас окажется огромным недостатком, ибо у нас сплошь и рядом только и выезжают на штыке.
Итак, на позициях все обстоит благополучно. Но в наступление наше не верится, потому что теперь слишком сильны снега, а когда пойдет таяние, то разлив Двины помешает. Значит, только после марта можно наступать.
Вопрос лишь в том, что, может быть, ни снега, ни разливы не помешают наступлению немцев. Они до сих пор были менее чувствительны к погоде.
Ну дальше. Говорят, что на Южном фронте, против Ковеля немцы сосредоточили 1½ миллиона войска. Наступление в Галиции офицеры считают в военном отношении безуспешным. Думаю, что, м[ожет] б[ыть], начальством руководили политические причины – т. е. желание воздействовать на Румынию разбитием австро-германской армии у ее границы. Серьезное значение имело бы лишь наступление на Ковель. Но будет ли оно? Аллах ведает.
Относительно поражения австро-германцев близ Черновиц – офицеры смотрят скептически. Точно ли уничтожено 100 000 неприятеля? Да и 100 000 не очень велико дело. Да еще нужно бы знать, сколько потеряли мы сами?
Вижу изо всего этого, что я верно оценивал (т. е. как довольно пустяковое дело) это столь рекламное наступление. Но думается мне, что и на Двине нечему особенно радоваться. Сидя в окопах против неподвижного неприятеля, – не мудрено быть “бодрыми”»
[407].
Император Николай II продолжал работать в Ставке в Могилеве, решая многие стратегические и текущие вопросы армии и страны. В его дневниковой записи от 11 января 1916 г. читаем:
«Солнечный день. Доклад был недлинный, но разговор с Алексеевым длился долго. После завтрака – Phillimore. Погулял. В 4 часа в театре было повторение кинемат[ографа] для второй очереди воспитанников. Программа хорошая. После чая дочитывал бумаги, кот. пришли с запозданием…»
[408]
