Мой муж граф И.И. Воронцов-Дашков был ближайшим к великому князю Михаилу Александровичу человеком. Семья графов Воронцовых по древности своего рода и по положению при дворе была одной из самых близких к династии. Великий князь и граф Воронцов вместе росли, их связывала дружба детских лет. И в Петербурге из разговоров с мужем я узнала, что великий князь в замке «Небворт» в эти дни чрезвычайно тяжело переживает свою оторванность от родины.
Об этих чувствах граф Воронцов был осведомлен из писем и, как истинный друг, мой муж взялся хлопотать о разрешении великому князю вернуться на родину.
Просьба к императору, а также к вдовствующей императрице была обращена от имени отца моего мужа, наместника Кавказа, генерал-адъютанта графа И.И. Воронцова-Дашкова, с чьим мнением считались Государь и двор.
С письмом старого графа Воронцова мой муж был принят императором и вдовствующей императрицей. И в это же время Государь получил от великого князя телеграмму, в которой тот просил о разрешении вернуться на родину. Великому князю было дано разрешение вернуться»
[124].
Несколько иначе эти события излагаются в воспоминаниях (опубликованных на английском языке в Лондоне) Натальи Сергеевны Мамонтовой (Таты), падчерицы великого князя Михаила Александровича. Субботним вечером 1 августа (19 июля по старому стилю) 1914 г. Германия объявила России войну. Когда новости достигли замка Knebworth, «все выглядели понурыми, шли бесконечные телеграммы, и, не смолкая, звенел телефон». Однако Михаил твердо решил вернуться в русскую армию и телеграфировал Николаю II, спрашивая разрешения на то у императора (скорее более для своей супруги, чем для себя лично, ибо он не был готов оставить ее одну). Формально Наталии Сергеевне Брасовой нельзя было вернуться на родину как подданной, проявившей преступное неуважение своим ослушанием к правящему монарху. Но, учитывая, что началась мировая война, личные счеты «венценосных братьев» между собой были забыты. Неожиданно быстро из России пришел благоприятный ответ. Как считала 11-летняя Тата, «все думали, что мы вернемся назад в Англию самое позднее – следующей весной»
[125].
В этот же период с разрешения императора вернулся из Франции со своим морганатическим семейством великий князь Павел Александрович (1860–1919). Этому примеру мог последовать и великий князь Михаил Михайлович (1861–1929), но он предпочел остаться представителем русской армии в Великобритании. Возможно, этот шаг уберег его позднее от расправы большевиков, как погибли трое его родных братьев в 1918–1919 гг. в России. Во время Великой войны Михаил Михайлович стал почетным президентом Комитета по закупкам вооружений в Англии для Российской империи и часто встречался с королем Георгом V (1865–1936).
Возвращение членов Императорской фамилии в Россию проходило с целым рядом злоключений. Так, например, императрица Мария Федоровна 19 июля (1 августа) 1914 г. писала в дневнике:
«Сегодня я провожу последний день с моей дорогой Аликс. Как это ужасно! Неизвестно, когда мы теперь снова сможем увидеться. Уж конечно, не в этом году, раз начинается война! … В полном отчаянии я расстаюсь с моей любимой Аликс! Какое жестокое прощание в этот такой ужасно серьезный момент. Переезд прошел прекрасно! В 5¼ прибыли в г. Кале, где меня должна была встретить Ксения. Однако ее там не оказалось. Она встречала меня лишь в Бельгии. Она (Ксения) потеряла всех своих людей и весь свой багаж». На следующий день 20 июля (2 августа) еще одна запись: «Во Франции нас повсюду встречали: “Vive la Russie!” (“Да здравствует Россия!” – франц.). Мобилизация шла полным ходом. В Германии ничего не было заметно до тех пор, пока мы не прибыли в предместье Берлина, где лица прохожих дышали ненавистью. Когда мы въехали в Берлин – отвратительное место, в поезде появился Свербеев и сообщил, что объявлена война, а также что мне не разрешено пересечь германскую границу. Он сам был как помешанный. Видно было, что он совершенно потерял голову и уже не был послом. Он сказал мне, что маленькая Ирина находится здесь с семьей Юсуповых и что все они арестованы. Слыхано ли что-либо подобное! Какие подлецы! Потом появился немецкий господин, чиновник, который заявил, что я должна вернуться назад и ехать домой через Англию, Голландию или Швейцарию или, может быть, я предпочла бы Данию. Я протестовала и спросила, что случилось. На это он ответил: “Россия объявила войну”. Я ответила, что это ложь, а также то, что мобилизация начата ими [германцами] тайно и проводится уже в течение четырех лет, в то время как Россия только теперь начала осуществлять эти действия [мобилизацию] и только теперь заявила об этом официально. “Но это, – сказала я, – еще не означает начала войны”. В конце концов, через 2 часа наконец-то выбрались из всей этой грязи и уже находились на пути в Вамдруп»
[126].
В дневниковых записях императора Николая II нашло отражение эскалация событий, связанных с началом войны:
«19-го (1 августа) июля. Суббота.
Утром были обычные доклады.
После завтрака вызвал Николашу и объявил ему о его назначении Верховным главнокомандующим впредь до моего приезда в армию. Поехал с Аликс в Дивеевскую обитель.
Погулял с детьми. В 6½ ч. поехали ко всенощной. По возвращении оттуда узнали, что Германия нам объявила войну. … Вечером приехал англ. посол Buchanan с телеграммой от Georgie. Долго составлял с ним вместе ответ. Потом еще видел Николашу и Фредерикса. …
20-го (2 августа) июля. Воскресенье.
Хороший день, в особенности в смысле подъема духа. В 11 час. поехал с Мари и Анастасией к обедне. Завтракали одни. В 2¼ ч. отправились на «Александрии» в Петербург и на карете прямо в Зимний дв[орец]. Подписал манифест об объявлении войны. Из Малахитовой прошли выходом в Николаевскую залу, посреди кот[орой] был прочитан манифест и затем отслужен молебен. Вся зала пела “Спаси, Господи” и “Многая лета”.
Сказал несколько слов. При возвращении дамы бросились целовать руки и немного потрепали Аликс и меня. Затем мы вышли на балкон на Александровскую площадь и кланялись огромной массе народа. Около 6 час[ов] вышли на набережную и прошли к катеру чрез большую толпу из офицеров и публики. Вернулись в Петергоф в 7¼ ч. Вечер провели спокойно»
[127].
В Высочайшем манифесте провозглашалось:
«Божьей Милостью,
Мы, Николай Второй,
Император и Самодержец Всероссийский, Царь Польский, Великий Князь Финляндский, и прочая, и прочая, и прочая, объявляем всем Нашим верным подданным: следуя историческим своим заветам, Россия, единая по вере и крови со славянскими народами, никогда не взирала на их судьбу безучастно.
