Всякое слово обличения царского правительства и «темных сил» в такой обстановке моментально подхватывалось многоголосым эхом оппозиции, а всякое слово увещания правительства все больше глохло, как «глас вопиющего в пустыне». Николай II понимал, что в таких условиях каждая уступка правительства побуждает оппозицию к выставлению все новых и новых требований.
Генерал-майор Д.Н. Дубенский (1857–1923), состоявший при Свите императора в качестве историографа и издателя-редактора журнала «Летопись войны», передавал в своих записках политическую атмосферу, которая царила в то время в обеих столицах Российской империи:
«В конце ноября, по служебным делам, мне пришлось приехать из Ставки в Петроград. Государь оставался в Могилеве, и отъезд Его Величества в Царское Село предполагался в половине декабря.
Столица поразила меня после тихой, спокойной, деловой и серьезной жизни в Ставке. – Там и Государь, и Штаб, и все учреждения с утра до вечера работали и были заняты серьезными, неотложными делами, вызываемыми громадной войной. Почти все были чужды других интересов. Те слухи, которые доходили из столицы до Могилева, мало сравнительно интересовали занятых людей и только та или другая бойкая газетная статья, речь Пуришкевича в Государственной Думе, какая-либо особо злобная и крупная сплетня о Царском Селе или о Распутине, заставляли толковать о Петроградских вестях более напряженно.
Здесь в Петрограде – наоборот, весь город жил не столько серьезной политикой, сколько пустыми слухами и пошлыми сплетнями. Появилась положительно мода ругать в обществе правительство и напряженно порицать Царское Село, передавая ряд заведомо лживых и несообразных известий о Государе и его семье. Газеты самые спокойные и более, так сказать, правые, подобно “Новому Времени”, все-таки ежедневно стремились указывать на ту или иную, по их мнению, ошибку правительства. Государственная Дума, руководимая “Прогрессивным блоком”, с августа 1916 года, определенно вела открытую борьбу с правительством, требуя, как наименьшего, ответственного министерства.
Бывало, вернешься домой, повидаешь гвардейских офицеров, близких знакомых, разных общественных деятелей и лиц служебного мира, поговоришь с ними и невольно поразишься всем тем, что услышишь.
Точно какой-то шквал враждебной правительству агитации охватил наш Петроград и, как это ни странно, в особенности старались принять в ней участие наш высший круг и нередко и сами правящие сферы. Все вдруг стали знатоками высшей политики, все познали в себе способности давать указания, как вести великую империю в период величайшей войны. Почти никто не упоминал о трудах Государя, о стремлении его помочь народу вести борьбу с врагом успешно. Наоборот, все говорили о безответственном влиянии темных сил при Дворе, о Распутине, Вырубовой, Протопопове, о сношениях Царского Села даже с Германской Императорской фамилией. Лично я стоял далеко от всего этого шума столичной жизни, так как, находясь в Ставке при Его Величестве, мало бывал в Петрограде во время войны.
После Нового года, на короткое время, я уехал в Москву. Там, в Первопрестольной, шли те же совершенно разговоры, как и в Петрограде.
Торгово-промышленный класс, имевший огромное влияние и значение в Первопрестольной, руководил общественным мнением. Фабриканты, заводчики, получая небывалые прибыли на свои предприятия во время войны, стремились играть и политическую роль в государстве. Их выражение: – “промышленность теперь все”, не сходило с языков. Московская пресса – “Русское Слово” (Сытина) и “Утро России” (Рябушинских), бойко вели агитацию против правительства и Царского Села»
[510].
Определенные круги оппозиции отдавали себе отчет в том, что с императором Николаем II договориться трудно, а с Государыней Александрой Федоровной просто невозможно, поэтому необходим переворот с выдвижением на трон более покладистого монарха. Конечно, без помощи военных в таком деле не обойтись, кроме того, необходима была поддержка дипломатов. Если в армии существовала определенная оппозиция влиянию царицы на государственные и военные дела, то дипломатов Антанты стали запугивать перспективой заключения «распутинской кликой» сепаратного мира с Германией. Утверждалось даже, что экономический кризис в стране царское правительство создает искусственно, чтобы иметь повод вскоре предательски завершить войну за спиной союзников по Антанте.
Члены английской миссии в России лорда Мильнера (1854–1925) не раз слышали откровенные разговоры о возможном убийстве царя и царицы, а сэр Джордж Клерк (советник посольства) писал:
«Каждому из нас приходится слышать о неизбежности самых серьезных событий, вопрос только о том, кто должен быть устранен: император, императрица, Протопопов или все трое».
Сама идея дворцового переворота ее организаторами преподносилась как бы «против революционной прививкой».
Такая тактика приносит и первые плоды оппозиции. Так, в дневнике великого князя Андрея Владимировича (1879–1956) читаем:
«Удивительно, как непопулярна Аликс. Можно, безусловно, утверждать, что она решительно ничего не сделала, чтобы дать повод заподозрить ее в симпатии к немцам, но все стараются именно утверждать, что она им симпатизирует. Единственно, в чем ее можно упрекнуть, – это, что она не сумела быть популярной»
[511].
Конфликт назревал давно. Многие члены Императорской фамилии имели личные обиды на Царскую чету. Группа великих князей, обеспокоенная последствиями возможной грядущей революции, предприняла несколько попыток повлиять на Николая II. Они считали необходимым пойти на частичные реформы и тем самым остановить неумолимый ход событий, следуя завету императора Александра II: «Лучше начать сверху, чтобы не началось снизу». Реформы, по мнению части «семейства», можно было совершить только через «ответственное министерство», представляющее интересы крупной буржуазии, уже давно контролирующей развитие экономики страны.
Главным препятствием на пути осуществления этого замысла являлась позиция, которую занимал император. Известно, что в свое время Николай II имел продолжительную беседу с графом Л.Л. Толстым (сын писателя Льва Николаевича Толстого). В этой беседе царь привел главный аргумент, которого придерживался все свое царствование. Он сказал, что ему лично ничего не нужно, что он хотел бы «покойно жить в своей семье, но что клятва, принесенная им во время коронации, не дает ему права на отречение от неограниченной власти». Однако родственники Николая II считали, что царь пошел бы на уступки «думской оппозиции», если бы не влияние на него супруги Александры Федоровны и всеми ненавидимого Григория Распутина.
Стоит отметить, что в этот период многие общественные деятели и родственники царя делали попытки устранить Григория Распутина от Императорского Двора. Однако Николай II считал это «частным семейным делом» и постоянно уклонялся от подобных разговоров и объяснений.
