В августе 1916 г. английский король Георг V (1865–1936) предупреждал императора Николая II, что германские агенты стремятся посеять рознь между Россией и Англией и распространяют слух, будто английское правительство, нарушая достигнутое соглашение, стремится воспрепятствовать овладению Россией Константинополем.
«Мы решили, – писал король Георг V, – не отступать от обещаний, которые мы сделали, как твои союзники»
[439].
Император Николай II в свою очередь заверял своего «венценосного» кузена, что чувства глубокой дружбы к Англии и Франции все больше укрепляются в России, и он постарается справиться с отдельными лицами, не разделяющими этого взгляда.
Возможно, интересно будет многим читателям узнать, что великий князь Александр Михайлович (1866–1933) во время посещения Ставки 12 февраля 1916 г. предоставил императору Николаю II обоснование необходимости выделения авиации, как новый вид вооружений, в самостоятельный род войск, где значилось:
«В настоящее время число офицеров, военных летчиков и летчиков-наблюдателей постепенно возрастает, причем в одних только авиационных отрядах, не считая находящихся в авиационных ротах на заводах – в качестве наблюдающих, приемных комиссиях и т. п., оно к концу текущего года превысит 1000 человек, в числе которых имеются и штаб-офицеры.
Между тем условия прохождения службы офицерами в авиационных частях до сих пор не установлены. Хотя офицеры эти и несут в некоторых случаях ответственные обязанности в качестве даже начальников отдельных частей (командиры рот, дивизионов, начальники отрядов и т. д.) и пользуются при этом соответствующими правами, но в то же время те из них, которые перешли в авиацию из пехоты, кавалерии и артиллерии, продолжают числиться в своих частях, не имея права на перевод в авиационные роты.
Ярким примером ненормальности условий службы офицеров в авиации может служить командир 2-й авиационной роты, который, будучи до войны и во время ее начальником отряда и состоя в военной авиации с первых дней ее, все же числится до сих пор капитаном 121-го Пензенского полка, не имея поэтому права на утверждение в занимаемой должности, хотя и занимает ее с отличием уже в течение целого года.
В интересах дела представляется крайне необходимым урегулировать это ненормальное положение. Война показала, что авиация, как по специальным условиям своей службы, так и по весьма важному и серьезному значению ее в армии, уже теперь нуждается в выделении ее в особый род войск.
Установление особой категории авиационных войск, – подобно железнодорожным войскам, явилось бы актом справедливости для тех офицеров, которые, перейдя из пехоты, кавалерии и артиллерии в авиацию и посвятив ей всецело свои силы, лишены возможности дальнейшего в ней движения. Кроме того, установление особых авиационных войск способствовало бы сплочению офицерского состава и развитию в нем чувства товарищества и принадлежности к одной общей семье, что является особенно важным в авиации, вследствие специальных условий ее службы.
Вопрос о выделении авиационных войск в особую категорию не получил до сих пор окончательного разрешения, ввиду осложнений при применении его для офицеров гвардейских частей. Между тем и этот вопрос, казалось бы, можно урегулировать присвоением авиационному отряду Гвардейского корпуса прав гвардейской службы и зачислением в него офицеров Гвардии, служащих в авиации.
В соответствие с авиационными войсками полагалось выделить в особую категорию и воздухоплавательные войска.
Генерал-адъютант Александр Михайлович.
12 февраля 1916 года»
[440].
По свидетельству жандармского генерал-майора А.И. Спиридовича:
«13 февраля (правильно, 12 февраля. – В.Х.) великий князь Александр Михайлович делал доклад Государю по авиации. Он был создателем нашей авиации до войны. Во время войны авиационная часть хромала. Дело было новое, и на этой почве у великого князя шел принципиальный спор с представителями Генерального штаба Ставки. Так, кажется, до конца войны они ни о чем и не договорились. Одни авиационные части подчинялись великому князю, другие – Ставке»
[441].
Однако вернемся к нашему главному герою. После того, как великий князь Михаил Александрович покинул Царскую Ставку в Могилеве, он вскоре оказался в Киеве:
«17 февраля. Среда.
Приезд в Киев и отъезд в Бердичев.
Приехали в Киев около 7 ч. утра, но встали мы поздно. В 11 с ½ Наташа, [Н.А.] Врангель и я поехали в автомобиле к старьевщику Золотницкому. Завтракать поехали в гост[иницу] «Метрополь». Были: Вяземские, Ларька [Воронцов-Дашков], Джонсон. Около 3 ч. поехали в наш лазарет (офицерский), который помещен в Коллегии Галагана. Обошли весь лазарет, больных и раненых офицеров было около 40 человек. Был отслужен молебен в церкви. Затем мы все прокатились на двух автом[обилях] за город. Вернулись в вагон в 5½ и пили чай, к нам приехали: княгиня [Н.В.] Вадбольская, док[тор] [Ю.И.] Лодыженский и гр[аф] Ламсдорф (бывший гусар). Затем Наташа, Врангель и я поехали опять к старьевщику И.Я. Золотницкому. Купили мебель для Брасовского дома. Обедали мы все в «Гранд Отеле». В 9¾ мы возвратились в вагон, а через 40 минут Наташа, кн. [А.Г.] Вяземская и Дж[онсон] уехали в Москву. Мы перешли в вагон 1 кл. Около 11 ч. зашел ко мне ген. [В.М.] Безобразов. [В] 11¾ мы поехали в Бердичев. Погода была солнечная, около 5 гр. мор[оза], на солнце таяло»
[442].
Военный доктор Ю.И. Лодыженский (1888–1977), ранее служивший в «Дикой дивизии», делился интересными и подробными воспоминаниями о лазарете великого князя Михаила Александровича в Киеве:
«В Управлении Красного Креста мне сперва сказали, что найти помещение для лазарета невозможно, так как Киев уже перегружен госпиталями. Потом посоветовал поговорить с владельцем и попечителем Коллегии Павла Галагана графом Ламсдорфом. Граф с радостью согласился предоставить в распоряжение лазарета великого князя главное здание Коллегии при условии, что мы ему оставим флигель, где жил он сам. Оставалось оформить дальнейшее существование лазарета. /…/ С согласия Управления Красного Креста я увеличил число кроватей, и поэтому пришлось также увеличить число сестер. Лазарету было предложено принимать только офицеров, но не только из Туземной дивизии, а со всего Юго-Западного фронта. Получил второго ассистента, молодого поляка, доктора Тыминского. Мараховский взял на себя ведение терапевтического отделения, лабораторию и наркотизацию. Наркотизатором он оказался первоклассным. /…/
