Русский дозор
К 1 сентября армии Юго-Западного фронта включали в себя (с учетом отдельных резервных дивизий и бригад) до тридцати пехотных и кавалерийских корпусов (нормального двухдивизионного состава):
– 8-я армия: 39-й армейский (три пехотные и одна кавалерийская дивизии), 40-й армейский (три пехотные дивизии), 1-й Гвардейский (две пехотные дивизии), 2-й Гвардейский (две пехотные дивизии), 8-й армейский (две с половиной пехотные дивизии), 5-й армейский (две пехотные дивизии) корпуса. Резерв – 5-й кавалерийский корпус и две стрелковые бригады;
– 11-я армия: 45-й армейский (полторы пехотные и одна кавалерийская дивизии), 32-й армейский (две пехотные, одна кавалерийская дивизии), 5-й Сибирский (две пехотные дивизии), 17-й армейский (четыре с половиной пехотные дивизии), 7-й армейский (пехотная дивизия и ополченская бригада), 6-й армейский (две пехотные дивизии) корпуса. Резерв – 3-й кавалерийский корпус, Сводная конная дивизия, стрелковая бригада;
– 7-я армия: 16-й армейский (три пехотные дивизии), 2-й армейский (две пехотные дивизии), 33-й армейский (три пехотные дивизии), 22-й армейский (три пехотные дивизии), 41-й армейский (две пехотные, одна кавалерийская дивизии) корпуса. Резерв – 7-й Сибирский (две пехотные и одна кавалерийская дивизии) и 2-й кавалерийский корпуса;
– 9-я армия: 12-й армейский (три пехотные, одна кавалерийская дивизии), 11-й армейский (две пехотные дивизии), 23-й армейский (две пехотные дивизии), 18-й армейский (три пехотные и одна кавалерийская дивизии), 3-й кавалерийский (одна пехотная и две кавалерийские дивизии) корпуса. Резерв – одна пехотная дивизия и одна казачья дивизия.
Сосредоточение сил было немалым (если в мае противники имели миллион бойцов с обеих сторон, то в сентябре южнее Полесья дралось уже до трех миллионов!) однако, конечно, теперь это не могло помочь: 3–7 сентября русские вновь и вновь безуспешно штурмовали позиции противника. Удивительно, но факт: в это время разочарованный июльскими неудачами тыл боялся, что русские понесут новое тяжелое поражение, что станет началом нового отступления в глубь империи. Так, бывший премьер-министр граф В. Н. Коковцов вспоминал, что в конце лета «все опасались новых неудач на фронте, говорили открыто о возможности захвата Петрограда и необходимости заблаговременной эвакуации его…»
[235]. Иными словами, в тылу предпочитали вести разговоры о внутреннем положении страны и государственной власти, а не работать, сжав зубы, на войну.
Втянувшись в сражение за укрепленные полосы, русские растянулись и подставили свои фланги, которые теперь нечем было обеспечить: передача Особой и 3-й армий в состав Западного фронта означала, что больших резервов на Юго-Западном фронте опять не будет. Германцы же перегруппировались и 14-го числа нанесли сильный контрудар на участке у Корытницы, занимаемой ударной группой из 1-го Гвардейского (Гвардия была передана в 8-ю армию), 8-го армейского и 4-го Сибирского корпусов, захватив до трех тысяч пленных. Сибиряки (9-я и 10-я Сибирские стрелковые дивизии) потеряли 48 пулеметов, 3700 винтовок и два полевых орудия
[236].
Основные бои здесь развернулись в районе так называемого «Квадратного леса» или, по немецкой терминологии – «Яйцевидного леса». На опушках и среди лесного массива погибли тысячи солдат и офицеров с обеих сторон. История германского 19-го ландверного полка так сообщает о сражениях у деревень Свинюхи и Корытница: «Русская гвардия показала, что она является действительно отборной частью. Бои были ожесточенные, наши потери огромны. Пали почти все командиры рот. Русские держались до конца и бесстрашно умирали, не отступая ни шагу»
[237].
Эти сражения стали очередным шагом на пути к подрыву моральной устойчивости войск, проявлениям отдельных инцидентов неповиновения боевым приказам, укоренению психологии пораженчества. Первым явлением, как говорилось выше, стали проклятия командирам со стороны безнадежно атаковавших Ковель гвардейцев. В сентябре – новый этап морального разложения солдатов и офицеров, отчетливо видевших, что продвинуться вперед ударом в лоб невозможно, но вынужденных вновь и вновь бросаться в атаки, подталкиваемые приказами высших штабов. Комкор-8 ген. А. И. Деникин с ужасом вспоминал: «…к осени, после прибытия больших немецких подкреплений, установилось какое-то равновесие. [8-я] армия атаковала в общем направлении от Луцка на Львов – у Затурцы, Шельвова, Корытницы, вводила в бой большое число орудий и крупные силы, несла неизменно очень тяжелые потери и не могла побороть сопротивления врага. Было очевидно, что здесь играют роль не столько недочеты управления и морального состояния войск, сколько то обстоятельство, что наступил предел человеческой возможности. Фронт, перенасыщенный смертоносной техникой и огромным количество живой силы, стал окончательно непреодолимым и для нас, и для немцев. Нужно было бросить его и приступить, не теряя времени, к новой операции, начав переброску сил на новое направление… В начале [сентября] еще как-то верилось в возможность успеха. Но скоро не только среди офицеров, но и в солдатской массе зародилось сомнение в целесообразности наших жертв…»
[238]
И лишь теперь войска 7-й и 11-й армий должны были совместными действиями наступать на Львов. Но что это мероприятие могло дать в условиях, когда австрийские армии стали чуть ли не наполовину состоять из германских войск, а львовское направление вообще защищала Южная германская армия ген. Ф. фон Ботмера? Вдобавок немцы поспешили укрепиться так, словно бы они находились во Франции, где искусство полевой искусственной фортификации достигло своего совершенства. С 3 сентября, в течение недели, русские наступали по всему фронту и везде были отражены. В. В. Вишневский вспоминает о боях под Свинюхами следующим образом: «Истребление Гвардии! Атаки 3 и 7 сентября! Никакой артиллерийской подготовки не было. Перед нами густые ряды немецких проволочных заграждений, сквозь которые немыслимо пройти. На проволоке повисли сотни трупов егерей. Под ураганным орудийным и пулеметным огнем мы несколько раз выходили из окопов и с криком «ура» бросались на проволоку. Падали убитые и раненые. Утопая в жидкой осенней грязи… Более жестокой, более бессмысленной битвы я не видел ни до, ни после боев у Свинюх. Что может быть ужаснее армии без руководства!»
[239] Однако великий князь Павел Александрович так и остался на посту командира 1-го гвардейского корпуса.
