К этому периоду жизни философа относится его знакомство, перешедшее в тесную дружбу в обозначенном выше смысле этого слова, с Генрихом Ольденбургом.
5
Этот старший товарищ Спинозы в период правления в Англии Кромвеля жил постоянно в Лондоне, будучи представителем немецкого княжества Нижняя Саксония. Переписка Спинозы с Ольденбургом продолжалась до самой смерти обоих мыслителей (Ольденбург пережил Спинозу всего на несколько месяцев).
В 1661 году Ольденбург, ставший к тому времени ученым секретарем лондонского Королевского общества (так именовалась английская Академия наук), посетил Спинозу в Рейнсбурге, где у них состоялся продолжительный разговор об основных вопросах философии Декарта.
Свое понимание ее Спиноза изложил в геометрической форме, и то, что прежде было известно Ольденбургу, получило при личной встрече более полный и объемный вид.
Как раз в этот период Спиноза вторично углубился в изучение трудов Декарта с целью выработать в себе более устойчивое и определенное мировоззрение, придерживаясь при этом своего излюбленного «геометрического» метода и время от времени ставя друзей в известность о результатах.
В одном из писем, уведомляя о получении и прочтении такой рукописи, Симон Иосген де Врис сообщал:
«Я давно стремлюсь побывать у вас, но обстоятельства и суровая зима не позволили мне этого сделать. Сижу дома и плачусь на свою судьбу. Какая жалость, что нас разделяет такое большое расстояние, и как счастлив, неизмеримо счастлив ваш сожитель, который, постоянно находясь с вами под одной кровлей, может и за завтраком, и за обедом, и во время прогулки беседовать с вами о том, что всего важнее».
Спиноза отвечал:
«За письмо, которого я долго и нетерпеливо ждал, и за вашу любовь ко мне приношу вам мою сердечную благодарность. Разлука тягостна для меня не менее, чем для вас, но все же я рад слышать, что мои небольшие заметки пригодились вам и друзьям нашим. Таким образом, будучи на далеком расстоянии, все же беседую с вами.
Завидовать моему сожителю нет никакой причины: нет человека более для меня несносного и такого, какого мне более следовало бы остерегаться. А потому я попросил бы вас и всех наших пока не знакомить его с моими воззрениями. Пусть подрастет еще немного. Теперь он еще слишком ребячлив и непостоянен и гоняется скорее за новизной, чем за истиной. Надо надеяться, что с годами он избавится от этих ребяческих недостатков; насколько можно судить по его природным свойствам, я почти убежден в этом и ради его способностей опять начинаю любить его».
Речь в письме идет об Иоанне Казеариусе, сыне зажиточного амстердамского купца, поселившемся вместе со Спинозой в Рейнсбурге, чтобы под его руководством изучать философию.
Спиноза проштудировал с ним вторую часть декартовых «Начал философии» (эту работу Декарта называют в русских переводах также «Принципами философии» и «Основами философии») и даже продиктовал ему ее в геометрической форме.
Весной 1663 года, отправившись навестить друзей в Амстердаме, Спиноза дал уговорить себя присоединить к геометрическому изложению второй части такое же изложение первой.
«Исполняя желание моих друзей, — писал он Ольденбургу, — я тотчас принялся за обработку первой части».
6
Первый труд Спинозы носил следующее пространное заглавие: «Начала философии Рене Декарта, объясненные геометрически Бенедиктом Спинозой из Амстердама. Прилагаются его же Метафизические Размышления, в которых разрешаются и излагаются вкратце наиболее трудные вопросы из общей и специальной части метафизики».
Автор, по принятому тогда обычаю, заменил свое еврейское имя Барух на соответствующее ему латинское — Бенедикт.
Вот что говорил сам Спиноза в 1663 году по поводу первого своего печатного труда:
«Некоторые друзья просили меня дать им копии с одного сочиненьица, в котором я изложил, с геометрическими доказательствами, вторую часть Декартовых «Начал» (физику), равно как и главнейшие основания метафизики. Я когда-то диктовал их одному молодому человеку, которому не хотел открыто преподавать мою собственную систему.
Прочитав это сочинение, друзья мои настаивали, чтобы я как можно скорее обработал по такому же способу и первую часть «Начал» (метафизику). Согласно их желанию, я тут же сел за работу и, кончив в две недели, отдал ее друзьям, которые теперь стали осыпать меня просьбами позволить им напечатать этот труд. Я согласился с условием, чтобы кто-нибудь при мне исправил слог и написал предисловие, в котором дал бы заметить читателю, что не все то соответствует моим убеждениям, что заключается в этом сочинении, а что весьма часто я утверждаю именно противное, как это видно из многих примеров.
Все это обещал сделать один друг, который взял на себя заботы по изданию. Вот почему я должен был остаться некоторое время в Амстердаме. По возвращении же в село, в котором я живу теперь, у меня отбою почти нет от друзей, удостаивающих меня своими посещениями. Я едва улучил минуту, чтобы сообщить вам все это и вместе с тем объяснить причину, почему я дал согласие на издание упомянутого сочинения.
Дело вот в чем. Я надеюсь, что при этом случае найдутся, может быть, некоторые знатные соотечественники, которые захотят увидеть в печати остальные труды мои и вообще все, что я признаю своим, и позаботятся поэтому о том, чтобы я мог издать их в свет, не навлекая на себя неприятностей. Если надежды мои сбудутся, я тотчас же обнародую кое-что; если же нет, то буду лучше молчать, потому что не хочу против воли отечества навязывать людям свои убеждения и напрасно наживать себе врагов».
7
Книга о Декарте, выпущенная в свет тридцатилетним философом, сразу создала ему имя в ученом мире и доставила толпу поклонников и просто знакомых, осаждавших его из любопытства; Спиноза часто жаловался, что эти господа отнимают у него много времени и немало испытывают его терпение, заставляя отвечать на множество скучных писем.
Во всяком случае этот успех показывал, что в обществе пробудился живой интерес к философским исследованиям, и служил порукой в том, что изложение собственных взглядов Спинозы будет принято с не меньшим сочувствием. Так, по крайней мере, судил сам философ.
Большой интерес вызвал и новый метод Спинозы, примененный им при анализе философии Декарта.
В предисловии к его книге Людвиг Мейер восхвалял математический метод как лучший и вернейший путь и к исследованию истины, и к преподаванию ее другим.
«До сих пор, — писал Мейер, — этот метод не находил себе приложения ни к одной из наук, кроме математических, и считался как бы непригодным, а между тем уже пример великого Декарта, который сам сделал немало открытий в математике и пролил свет на многое, что было темно для прежних ученых, — уже его пример показывает, что именно этим путем найдены были незыблемые основания философии, на которых можно построить большинство истин, с математической последовательностью и достоверностью».
