– Миха! Ты, что ли? Твою мать! Ты ещё не доехал?
Я поднял голову и увидел дядю Федю. Вы не представляете, как я обрадовался. Словно отца родного встретил. Хотя, думаю, сравнение я привёл не совсем удачное. Если бы я тут действительно вдруг встретил своего отца, мне было бы не до «обрадываний». Вы же понимаете.
– Дядя Федя, здравствуйте! – Кинулся я к нему и с силой пожал протянутую руку. – Да вот, всё никак не доеду. То одно, то другое.
– Пацаны ещё позавчера должны были привезти тебя в Воронеж. Что случилось?
– Я сюда только вчера вечером попал, вот переночевал у бабушки. – Я кивнул в сторону бабы Фроси.
– Это кто? – тихо спросила у меня баба Фрося.
Но водитель расслышал вопрос и ответил вместо меня:
– Он со мной выезжал из Москвы, а я по дороге сломался. Вот я его и пересадил ещё позавчера днём на легковушку. Думал, что он уже в Ростове давно, а он на полпути застрял. Ну что стоишь? – крикнул он мне. – Залазь, поехали. Или ты Новый год на дороге собрался встречать?
– Нет, – рассмеялся я и обнял на прощание бабу Фросю.
Она прижалась ко мне и вдруг расплакалась, словно и впрямь родного внука провожает.
– Ну что вы, бабушка Фрося, – погладил я её, – не плачьте. Хотите, я буду к вам в гости заезжать, когда будем с родителями здесь проезжать?
– Да что ж ты спрашиваешь, Мишенька? – всхлипнула она. – В любое время суток заезжай. А если дома нет, то я либо здесь, на базаре, либо у Дуси дома.
Распрощавшись с бабой Фросей, я стал забираться в кабину.
– А это что у тебя за пакет?
– Тебя как зовут-то, милый? – вдруг спросила баба Фрося у водителя.
– Фёдор!
– Эт, Федя, я тормозок собрала. Так что не побрезгуйте, откушайте в дороге. Всё свежее, домашнее.
– Спасибо, мать, не побрезгуем, всё скорее домой доберёмся. Счастливо, даст бог, свидимся.
– Ежели часто здесь ездишь, то свидимся. Я тут, на рыночке, приторговываю. Птицей, яйцами. Так что заезжай. У меня недорого, зато всё икологичное.
Двери захлопнулись, мы громко рассмеялись.
– «Икологичное», – передразнил Федя. – Ты как к ней попал, к этой икологичной бабульке?
– Вчера приехали уже поздно: задержались…
– Ни хрена себе, – он покачал головой. – Как же так? А почему?
– После того как мы от вас уехали, пацаны решили заехать на Куликово поле.
– Зачем? – удивлённо спросил Федя.
– Посмотреть, – пожал я плечами. – Да мне и самому идея понравилась. Всё-таки место историческое…
– Ну а потом?
– Потом по дороге автомобиль легковой помогали вытащить. Пока вытаскивали, темнеть начало. На трассу выехали, зашли в кафе перекусить, а там Андрей свою подружку встретил, та предложила у неё переночевать. Баня, пиво, водка и всё… И только вчера после обеда выехали. Сюда приехали снова ночью, – я вздохнул.
– Всё ясно, – ухмыльнулся Фёдор. – Парни загуляли. Ну ничего, сегодня будем дома уже. Не переживай. Тебя-то хоть не обижали? Всё нормально?
– Нет, никто не обижал. Они нормальные ребята. А вы знаете, кем они работают? – спросил я и, не дожидаясь ответа, выпалил: – Барсеточниками.
– Крадуны, что ли? – рассмеялся мой собеседник. – Они, сволочи, у меня как-то сумку спёрли.
– Кто? – воскликнул я.
– Ну, барсеточники эти. За ними глаз да глаз нужен.
– Они что, и здесь, на трассе, есть? – удивился я.
– Да где их нету? Полно…
– А я думал, они только в больших городах промышляют.
– Ага, – покивал головой Федя, – в городах. У меня напарник на минуту вышел минералки купить, эти сволочи стекло ему разбили и сумку с вещами упёрли. Домой ехал с плёнкой полиэтиленовой вместо стекла. Представляешь, зимой без окна. Хоть бы, скоты, головой думали. Летом ещё ладно, но зачем же вы зимой стёкла бьёте?
– Нет, – замотал я головой, – эти окон не бьют. У них свои методы.
– Они что, тебе рассказывали?
– Ну да, – отвечаю. – Интересно же.
– Смотри, сам никогда такой ерундой не занимайся, – нахмурился Фёдор.
– Да вы что, дядь Федь, – рассмеялся я. – Никогда в жизни.
– Красть нехорошо, – сказал он. – Подло. Сейчас время такое: руки, ноги есть – всегда на кусок хлеба заработаешь. Тем более молодые парни.
– Один из них даже в тюрьме сидел, – говорю.
– Ну, в тюрьме – это ерунда. В тюрьму попасть – дело нехитрое. И воровать необязательно. Как говорится, от сумы и тюрьмы не зарекайся. Всяко бывает. И невиновных садят.
– Как это? – раскрыл я рот. – Совсем невиновных?
– И вас могут посадить?
– И меня, и тебя. Любого.
– Да как же так? – опешил я.
– А вот так. Кто в тюрьму сажает? – прищурившись, спросил Федя.
– Ну, суд…
– Ясное дело, суд. А в суде кто? Роботы?
– Люди…
– Вот тебе и ответ. – Он поднял указательный палец так, что едва не воткнул его в крышу кабины. – А люди могут и ошибиться. Правильно?
– Ничего себе ошибочка, – возмутился я. – За такие ошибки и самого судью можно в тюрьму посадить.
– Ты, смотрю, Миха, как вчера на белый свет народился, – рассмеялся Федя. – Ты что, книжек не читаешь?
– Как это не читаю?
– «Графа Монте-Кристо» читал? – спросил он.
– Не только читал, недавно мы всем классом даже на спектакль такой ходили. Очень понравился.
– Ну вот, там как раз об этом и пишется. Сколько лет невинный человек в тюрьме просидел? А ты говоришь… Слушай, – вдруг вспомнил Федя, – ты у меня диск забыл свой. Ну, в смысле этого, художника. Классные песни он поёт. Я уже раз сто его слушал. А ну-ка включи, давай ещё послушаем.
Я включил проигрыватель и снова услышал знакомый голос Юрия Купера: «Однажды в чулане нашей коммунальной квартиры я нашёл связку старых писем. Они были с фронта. Письма от отца к моей матери. Они были написаны иногда карандашом, иногда чернилами на пожелтевших от времени тетрадных листках. Некоторые буквы почти стёрлись. Я жадно впивался глазами в расплывающиеся строчки, пытаясь угадать смысл фраз. От пропусков и исчезнувших букв текст становился ещё более загадочным, как будто автор писал совсем из другого, незнакомого мне мира…». Затем кабина наполнилась замечательной песней.
Эх, дороги —
Пыль да туман,
Холода, тревоги
Да степной бурьян.
Знать не можешь
Доли своей,
Может, крылья сложишь
Посреди степей…
За такими песнями не поговоришь. Такие песни нужно слушать только молча. Когда прозвучала последняя нота, Фёдор неожиданно спросил:
