На Иэна Ева обращала даже меньше внимания, чем на ирландского мальчика. Это был друг, к ним в квартиру он всегда приходил с кем-то. Потом он получил работу в Калифорнии — по специальности Иэн был городской топограф, — и телефонные счета подскочили так, что Еве пришлось обсудить это с Софи, и атмосфера в квартире изменилась (может, Еве не стоило упоминать счета?). Вскоре в планах нарисовался визит, и Софи взяла с собой Филипа, потому что Ева была занята в летней постановке местного театра.
Чуть погодя пришли новости из Калифорнии. Софи и Иэн собирались пожениться.
— Может, было бы разумнее немного пожить вместе? — спросила Ева по телефону.
И Софи ответила:
— Ох, нет же. Он чокнутый. Он не верит в такое.
— Но я не могу отпроситься на свадьбу, — сказала Ева. — Мы играем до середины сентября.
— Все нормально, — ответила Ева. — Мы поженимся без свадьбы.
И Ева не видела ее до самого нынешнего лета. Поначалу обеим сторонам не хватало денег. Когда Ева работала, у нее были строгие обязательства, когда не работала, она не могла позволить себе никаких излишеств. Скоро и Софи нашла работу — секретаршей в приемной у доктора. Однажды Ева чуть не купила билеты, но тут позвонила Софи и сообщила, что умер отец Иэна и Иэн улетел в Англию на похороны, а вернется оттуда с матерью.
— А у нас всего одна комната, — сказала она.
— Боже упаси! — сказала Ева. — Свекровь и теща в одном доме, да еще однокомнатном.
— Может, после ее отъезда? — предложила Софи.
Но мать Иэна оставалась у них до рождения Дейзи, до их переезда в новый дом, восемь месяцев в общей сложности. Потом Иэн начал писать книгу, гости в доме были бы ему затруднительны. Да и вообще, все было затруднительно. Время шло, и Ева лелеяла мысль пригласить их к себе. Софи прислала фотографии Дейзи, сада, всех комнат в доме.
Потом объявила, что они смогут приехать — она, Филип и Дейзи могут приехать в Онтарио этим летом. Они проведут три недели с Евой, пока Иэн один будет работать в Калифорнии. На четвертой неделе он к ним присоединится, и они полетят из Торонто в Англию, чтобы провести месяц с его матерью.
— Я сниму домик на озере, — пообещала Ева. — Ох, это будет прелестно.
— Конечно, — сказала Софи. — Как безумно долго мы этого ждали.
Так и случилось. Приемлемо прелестно, думала Ева. Казалось, что Софи мало беспокоит или удивляет ночное недержание Дейзи, Филип пару дней был привередлив и чопорен, холодно встретив сообщение Евы, что она знает его с пеленок, и капризничая из-за приставучих комаров в прибрежных зарослях по дороге на пляж. Внук желал отправиться в Торонто и посетить Научный центр. Но потом он успокоился, плавал в озере, не жалуясь на холод, и занимал себя в одиночестве проектами вроде того, как сварить и освежевать притащенную домой дохлую черепаху, чтобы остался только панцирь. В желудке черепахи оказались непереваренные рачки, и панцирь ее легко отдирался полосками, но это Филипа не пугало.
Ева и Софи тем временем проводили утра в приятных и размеренных домашних хлопотах, после обеда валялись на пляже, за ужином пили вино и смотрели фильмы до поздней ночи. Они пускались в не совсем серьезные размышления о доме. Что можно с ним сделать? Сперва ободрать обои в гостиной — эту имитацию якобы деревянных панелей. Отодрать линолеум с дурацким орнаментом из золотых геральдических лилий, уже побуревший от глины с песком и грязной воды при попытках его отмыть. Софи так размечталась, что отколупнула кусок, гнивший под раковиной, и обнаружила еловые доски, которые наверняка можно отшлифовать. Они обсудили стоимость проката пескоструйки (если бы, разумеется, дом принадлежал им) и какой цвет они бы выбрали для дверей и панелей, штор на окнах, открытых полок на кухне, вместо выцветших фанерных шкафчиков. И что можно сделать с газовым камином?
И кто тут будет жить? Ева. Любители кататься на снегоходах, проводившие здесь зимы, строили собственное новенькое клубное здание, и владелец этого дома был бы счастлив сдать его на год. Или продать задешево, учитывая плачевное состояние. Отличное пристанище на зиму, если Ева получит работу, как она надеялась. А если не получит, то почему бы не пересдать квартиру и не пожить здесь? Появится разница в оплате, плюс пенсия по возрасту, которую она начала получать в октябре, и деньги, которые все еще приходят за рекламу витаминов. Она справится.
— И потом, если мы будем приезжать летом, то поможем с оплатой, — сказала Софи.
Филип их слышал. Он уточнил:
— Каждое лето?
— Но тебе ведь уже нравится озеро? — спросила Софи. — Ведь нравится?
— И комары, кстати, не каждое лето такие кусачие, — добавила Ева. — Обычно они кусачие в начале лета, до того, как ты сюда попадешь. Весной все эти болотистые места заполнены водой, и комары там размножаются, потом болотца высыхают, и они уже не размножаются. Но в этом году начало лета было таким дождливым, что болотца не высохли, поэтому у комаров появился второй шанс, и вот вам — новое поколение.
Она обнаружила, что Филип питает куда большее уважение к информации, чем к ее мнениям и воспоминаниям.
Софи тоже не слишком жаловала воспоминания. При всяком упоминании об их совместном прошлом — даже о тех месяцах после рождения Филипа, которые Ева считала самыми счастливыми, самыми трудными, самыми многообещающими и гармоничными в своей жизни, — лицо Софи становилось серьезным и скрытным, выражая терпеливое и сдержанное осуждение. Самое раннее прошлое, детство Софи, оказалось сущим минным полем — Ева поняла это, когда речь зашла о школе Филипа. Софи сетовала на ее излишнюю строгость, а Иэн считал, что самое оно.
— Какая разница по сравнению с «Черным дроздом», — сказала Ева, и Софи тут же выпалила, чуть ли не злобно:
— О, «Черный дрозд»! Этот балаган. Когда я думаю, что ты за него еще и платила… Ты ведь платила.
«Черный дрозд» (название взяли из «Уже светало»
[28]) — школа альтернативного обучения, куда ходила Софи. Стоила она больше, чем Ева могла потянуть, но она полагала ее более подходящей для ребенка с матерью-актрисой и невидимым отцом. Когда Софи было девять или десять, все разбилось из-за несогласия родителей.
— Я изучала греческие мифы, даже не зная, где она, эта самая Греция, — заявила Софи. — Я понятия не имела, что это такое. На уроках по искусству мы только и делали, что клепали антиядерные плакаты.
— Не может быть! — изумилась Ева.
— Может. И они буквально изводили нас разговорами о сексе. Настоящее словесное растление. Которое ты же и оплачивала.
— Я не подозревала, что все так плохо.
— Ну да, — сказала Софи. — Я выжила.
— Это самое главное, — неуверенно сказала Ева. — Выживание.
