Мы сообщили Рэю, что съезжаем, ничего не сказав миссис Горри. И ее враждебность вышла на новый виток. По правде сказать, она слегка взбесилась.
— О, она думает, что самая умная. А сама не может и двух комнат содержать в чистоте. Когда подметает, то всего лишь смахивает грязь в угол.
Купив первую собственную щетку, я забыла купить совок, и какое-то время действительно сметала мусор в угол. Но она-то могла узнать об этом, только если проникала в наши комнаты со своим ключом, когда меня не было дома. И теперь ясно, что так и было.
— И она все делает украдкой. Я с первого взгляда поняла, до чего она увертлива. И лжива. У нее извилин не хватает. Сидит там и пишет письма, как она говорит, одно и то же, одно и то же, и никакие это не письма. У нее с головой не в порядке.
Вот так я поняла, что она рылась в мусорной корзине, разглаживая комки бумаги. Я часто начинала рассказ одними и теми же словами. Как она и сказала: одно и то же, одно и то же.
Немного потеплело, и я вышла на работу без жакета, в одном уютном свитерке, заправленном в юбку, затянув ремень на самую дальнюю дырку.
Распахнув дверь, она заорала мне вслед:
— Шлюха. Гляньте на эту шлюху, как она выпячивает грудь и крутит задом. Вообразила, что ты Мэрилин Монро? — И еще: — И даром ты не нужна нам, нечего тебе делать в нашем доме. Чем раньше ты уберешься отсюда, тем лучше.
Она позвонила Рэю и сообщила ему, что я пыталась стащить ее постельное белье. Она пожаловалась, что я рассказываю небылицы про то, как она слоняется по улицам. Она распахнула дверь, чтобы я наверняка услышала, и орала в телефон, но в этом не было необходимости: телефонная линия у нас была общая и мы могли слушать друг друга, если бы приспичило. Я никогда не подслушивала — мой инстинкт затыкал мне уши. Но однажды вечером, когда Чесс был дома, он схватил трубку и заговорил:
— Не обращайте внимания на нее, Рэй, она просто выжившая из ума старуха. Я понимаю, что она ваша мать, но должен сказать вам, что она выжила из ума.
Я спросила, что ответил Рэй, разозлился, наверное?
— Он просто сказал: «Конечно, все в порядке».
Миссис Горри бросила трубку и теперь кричала со ступенек:
— Я скажу тебе, кто тут выжил из ума. Я скажу тебе, кто выживший из ума лжец, распускающий враки направо и налево обо мне и моем муже…
— Мы вас не слушаем, — сказал Чесс. — И оставьте мою жену в покое.
Позднее он спросил у меня:
— А что это за враки о ней и ее муже?
Я ответила, что понятия не имею.
— Она просто одержима тобой, — сказал он. — Потому что ты юная и хорошенькая, а она старая ведьма. Забудь все, — сказал он и пошутил несмешно, чтобы поднять мне настроение: — И зачем только нужны эти старушенции?
Мы переехали в новую квартиру на такси с одними чемоданами. Мы ждали такси, стоя спиной к дому. Я ожидала прощального скандала, но из дома не доносилось ни звука.
— А что, если у нее есть ружье и она выстрелит мне в спину? — спросила я.
— Не говори, как она, — испугался Чесс.
— Я бы хотела помахать мистеру Горри на прощание, если он там.
— Пожалуй, не стоит.
* * *
Я не бросила прощальный взгляд на дом и больше ни разу не прошла по этой улице, по этой части Эрбатас-стрит, выводящей к парку и к морю. Я уже не помню, как она выглядит, но кое-что помню отчетливо — занавеску у кровати, горку, зеленое кресло мистера Горри.
Мы познакомились с другими парами, начинавшими, как и мы, жившими в дешевых комнатах чужих домов. Мы слушали про крыс, тараканов, ужасные туалеты и сумасшедших квартирных хозяек. И сами рассказывали о нашей сумасшедшей хозяйке. Паранойя.
Иначе о миссис Горри я думать не могла. Но мистер Горри приходил в мои сны. В моих снах мне казалось, что я знала его до того, как он познакомился с ней. Он был подвижен и силен, но не молод и не выглядел лучше, чем когда я читала ему в гостиной. Возможно, он мог говорить, но речь его не отличалась от тех звуков, которые я научилась понимать, — отрывистая и властная, четкая, но, возможно, презрительная прелюдия к действиям. А действия оказывались пылкими, ведь сны-то были эротические. И всю мою бытность молодой женой, и потом, не откладывая в долгий ящик, молодой матерью — занятой, верной, регулярно удовлетворенной, — нет-нет да и снились мне эти сны, и в них напор, отклик заходили за грань возможного, куда дальше, чем позволяет реальная жизнь. Из которой романтика изгнана. Как и порядочность. Нашим ложем — мистера Горри и моим — обычно служили галечный пляж, или грубая палуба судна, или терзающие кожу бухты толстых канатов. Это было наслаждение тем, что вы назвали бы уродством. Его резкий запах, его студенистые глаза, его собачьи зубы. Я пробуждалась от этих варварских снов, выхолощенная даже от удивления или стыда, и снова засыпала, и снова просыпалась с воспоминаниями, которые привыкла отрицать утром. Долгие годы и уж точно долгое время после смерти своей именно так мистер Горри управлял моей ночной жизнью. Пока я не использовала его до конца, как, полагаю, всегда мы используем мертвых. Но этого, кажется, так и не случилось — чтобы я стала главной, чтобы я сама впускала его в свои сны. Казалось, все должно быть обоюдно, как если бы он впускал меня в свои сны и переживал то же самое, что и я.
И судно, и док, и галька на берегу, и деревья, устремленные в небо или скрюченные, припавшие к воде, и замысловатый абрис окрестных островов и окутанных туманом, но все же различимых гор — все это, казалось, существует в естественном смятении, более экстравагантное и все-таки более простое, чем я могла намечтать или выдумать. Как место, которое всегда будет существовать, независимо от того, есть ты там или нет тебя, и оно на самом деле никуда не исчезло.
Но я никогда не видела обугленных балок, упавших на тело мужа. Это случилось давным-давно, и все вокруг поросло лесом.
И только жнец
Они играли почти в ту же самую игру, которой Ева развлекала Софи в долгих, утомительных поездках, когда Софи была еще совсем девчушкой. В те времена это были шпионы, теперь — пришельцы из космоса. Дети Софи — Филип и Дейзи — сидели на заднем сиденье, Дейзи едва исполнилось три, и она еще не понимала, что, собственно, происходит. Всем заправлял семилетний Филип. Именно он выбрал машину, за которой им должно было следовать, именно в ней только-только прилетевшие космические странники направлялись к тайным штаб-квартирам, в логовища захватчиков. Пришельцы получали указания и двигались по знакам, поданным благонадежного вида людьми из других машин, или кем-то, стоящим у почтового ящика, или даже трактористом в поле. Многие инопланетяне уже давно прибыли на Землю и преобразовались — Филип сам придумал это слово — так, что пришельцем мог оказаться кто угодно. Заправщик на бензоколонке, или женщина с коляской, или даже малыши в колясках. Они-то и подавали сигналы.
Обычно Ева и Софи играли на запруженном шоссе, в потоке машин таком плотном, что их трудно было бы засечь. (Хотя однажды сбились с пути и оказались на каком-то проселке.) На сельских дорогах, по которым Ева ехала теперь, надо было очень постараться, чтобы заблудиться. Она пыталась объяснить случившееся тем, что они следовали за одним автомобилем, но их сбил со следа другой, оказавшийся хитрой приманкой, вовсе не собиравшейся скрываться, а просто уводившей их от намеченной цели.
