– Почему именно в енота? – пролепетал Хью, но Освальд уже повернулся к Джетту. – Думаю, на свете есть только один предмет, который может отпереть эту дверь, – учтиво сказал он и вытащил из кармана невзрачный серебристый ключ.
При виде его потрясенные скриплеры издали сдавленный звук, и Генри вспомнил, как они неравнодушны к старинным предметам.
– Чего ты только к рукам не прибрал, – буркнул Пальтишко, глядя на ключ с глубоким страхом. – Все это плохо закончится, помяните мое слово.
Джетт смотрел на ключ, тяжело дыша, и еще минуту Генри надеялся, что он скажет: «Я не буду этого делать». Но Джетт разжал кулак, и ключ, почуяв руку хранителя, поплыл по воздуху прямо к нему.
– Стойте! – выпалил Генри. – Можно вопрос? Любое испытание проверяет одно качество – как думаете, что проверяли в Землях Ужаса?
– Храбрость, конечно, – пожал плечами Освальд, не отводя взгляда от замочной скважины. – Что еще нужно, чтобы победить страх?
– Что-то храбрость там никому не помогла, – покачал головой Генри. – Думаю, все дело в воображении. Потому существа и пришли – я вообразил их так ярко, как мог. Мне кажется, все теперь должны сделать то же самое: вообразить то, ради чего каждый из вас сюда пришел. Прямо за этой дверью – само волшебство. Думаю, оно сразу даст вам то, чего хотите, надо только сосредоточиться.
Получилось убедительно: взгляд Джетта затуманился, даже Освальд, стоявший напряженно, как зверь перед броском, чуть расслабился. Если отец чему-то и научил Генри за последние сутки, так это тому, что желания действуют на людей сильнее, чем страх и угрозы. Эдвард примчался на край королевства вместе с худшим врагом, жители тайной деревни согласились впустить в свой лес чужака, Джетт был готов снова помогать тому, кого ненавидит. Но сейчас все отвлеклись, думая о своих желаниях, и, хоть на секунду, да забыли про ключ.
Этой секунды Генри хватило, чтобы сдернуть с руки перчатку и осторожно, не касаясь руки Джетта, взять ключ за стержень. Он не сомневался, что отец успел бы его остановить, – если бы, конечно, в этот момент не представлял свое будущее могущество. Касаясь холодного металла, Генри почувствовал мучительное облегчение. Он успел. Отец прав: вряд ли какой-то другой ключ сможет открыть эту дверь, без него всем планам конец, и…
И тут его толкнули в грудь с такой силой, что он отлетел.
– Ах ты паршивец, – процедил Освальд, снова толкая его, хотя Генри уже и так впечатался спиной в дверь. – Так вот зачем ты с нами пошел.
Бить разрушителя, у которого одна рука не закрыта перчаткой, было так себе идеей, но то ли отец слишком разозлился, чтобы об этом думать, то ли был уверен в том, что этой рукой Генри не воспользуется. Кулак впечатался Генри в живот с такой силой, что он согнулся пополам, но боль едва заметил. Куда хуже было другое. Он чувствовал в своей руке силу, знал, что дар работает, – вот только ключ не рассыпался в пепел и по-прежнему сиял на солнце, целый и невредимый.
На второй удар в живот Генри даже не обиделся, он знал своего отца и понимал, как тот взбешен, что его едва не обхитрили, – зато воспользовался собственным падением на колени, чтобы прикоснуться к рубиновой двери. Та от его прикосновения тоже не нагрелась, и Генри понял, что это определенно не его день.
– Ключ от всех дверей и вот эта рубиновая красота, ведущая к Пределу, даже Барсу необходимы, чтобы вернуться сюда. Думаю, они защищены от уничтожения всеми возможными способами, – подрагивающим от злости голосом сказал Освальд откуда-то сверху, пока Генри пытался восстановить дыхание. – Но за идею хвалю. А всех остальных прошу запомнить, что ваш дорогой друг сейчас пытался лишить вас всего, о чем вы мечтаете.
– Лучше подумайте о том, что сделает Освальд, когда получит неограниченную власть, – сказал Генри, но после встречи с кулаками могучего Освальда слова его были настолько похожи на предсмертный хрип, что их, кажется, никто не разобрал.
Кое-как подняв голову, Генри встретился взглядом с Джеттом и сразу понял: тот злится, что едва не лишился шанса вылечить мать, и теперь уж точно воспользуется ключом, не колеблясь. Освальд добился своего, и больше с этим ничего не поделаешь.
Знаменательный момент открытия двери Генри пропустил, поскольку не мог встать. Он услышал, как ключ с тихим щелчком повернулся в замочной скважине, увидел, как на черную землю легла полоса яркого света. Она становилась все шире и шире, и у всех на лицах проступало такое растерянное выражение, будто они увидели вовсе не то, чего ждали. Освальд зашел первым, за ним потянулись остальные, а Генри так и продолжал стоять на коленях. Потом кто-то сел рядом с ним, взял с земли перчатку и протянул ему.
Генри продолжал тупо смотреть на пятно золы вокруг своей руки, думая о том, как же все плохо: дар вернулся, а толку от него никакого. Тут его взяли за запястье, аккуратно надели перчатку, и Генри нехотя поднял взгляд. Эдвард сидел рядом, продолжая сжимать его руку.
– Мало ли что там произойдет, – без выражения проговорил Эдвард. – Хотел кое-что сказать, пока есть возможность, так что молчи и слушай. Я знаю, почему ты придумал историю о том, что ты сын короля. Твой отец – мерзкая тварь, а ты славный парень, и тебе хочется, чтобы у тебя была семья. Король к тебе привязался, а у тебя чутье, как у зверя, и ты понял, что больше всего ему нужен сын. Такой, которым можно гордиться, а не такой, как я. Я просто хотел, чтобы ты знал: то, что я злюсь, неважно. Это хорошая ложь, и если сейчас что-то случится, королю понадобится твоя помощь. Скажи ему, что я тебе поверил, несмотря на цвет глаз, и он примет тебя. Ты получишь то, чего хочешь. Ясно?
Генри кое-как поднялся, держась за дверь. Эдвард щедро предлагал ему подделку вместо того, чтобы поверить, и это разозлило его так, что он даже смог выпрямиться, несмотря на боль в животе.
– Прости, не знаю, что на такой бред можно ответить, – прохрипел Генри. – Лучше вот чем голову займи: Барс приходил к тебе во сне. Говорил, чтобы мы не дали Освальду выйти за Предел. А теперь полюбуйся, где мы оказались. Мы с тобой отступники, трусливые, тупые неудачники, Барс в кучу пепла нас превратит, а тебя волнует, что подумает отец. Освальд прав: ты болен.
Эдвард улыбнулся – слабо, краем рта, но это было определенно лучше, чем его похоронно-серьезная речь.
– Ладно, – притворно-бодрым голосом сказал он. – Раз уж мы здесь, почему бы не зайти, верно?
Генри наконец заставил себя взглянуть в распахнутый дверной проем, и у него пересохло во рту. Он ожидал увидеть что-то дикое, странное, ни на что не похожее, но за дверью всего лишь начиналась дорога из искрящихся серых камней, вдоль нее росли деревья, а за ними виднелись разноцветные крыши. Крыши человеческих домов.
Все здесь было таким поразительно ярким, что Генри вспомнил, как в пещере лютой твари смог заглянуть в мир чистого волшебства, и шагнул вперед, забыв про боль, про Освальда, про то, что Барс накажет его за провал. Воздух был упругим от волшебства, он пах цветами, среди листьев пели птицы, и трудно было поверить, что в таком месте неприятности вообще существуют.
