Что касается прямых свидетельств о пиратстве англичан в водах Гренландии, то количество их крайне невелико, однако некоторые статьи в последующих договорах между Данией и Англией заставляют предположить, что англичане время от времени все-таки вторгались в гренландские воды.
Восемьдесят лет спустя о Гренландии вспомнила Римская церковь. Однако тут все ограничилось письмом папы Александра VI, благословившего намерение Маттиаса, избранного епископом Гардара, лично отправиться в Гренландию и вернуть заблудшие души на путь истины и вечного спасения: «Как нам сообщили, церковь в Гардаре расположена на краю света, в стране под названием Гренландия. Жители этой страны из-за нехватки хлеба, вина и масла привыкли питаться сушеной рыбой и молоком, и по этой причине, а также из-за того, что плавание туда сильно затруднено замерзающим морем, ни один корабль за последние восемьдесят лет не плавал в эти края. А если кто и собирается туда плыть, то делать это надо только в августе месяце, когда лед там тает. Говорят также, что за последние восемьдесят лет или около этого ни один епископ или священник лично не руководил гренландской паствой. И по этой причине большая часть прихожан, некогда истинно верующих, ныне – увы! – отреклась от своих обетов, данных при крещении. К тому же у жителей этой страны нет никаких христианских реликвий, за исключением одной [маленький кусок льняной ткани, на котором во время мессы выставлялась гостия], представляемой на обозрение прихожан раз в год – по этим и другим соображениям…» Открывающаяся нам мрачная картина не совсем верна в ряде деталей (так, например, что касается питания поселенцев, то они, без сомнения, ели больше мяса, чем сушеной рыбы), а сообщения о духовной жизни в Эйстрибиггде противоречат свидетельствам исландцев, уплывших с острова в 1410 году. Скорее всего, письмо это базировалось не на каких-то новых данных, но на неясных слухах и смутных воспоминаниях, в которых черная магия Колгрима мрачной тучей нависала над радостной церемонией в церкви Хвальсейфьорда. Вдобавок молва об отступничестве в Гренландии к тому времени циркулировала по Европе по меньшей мере полтора столетия. А увеличение толщи полярного льда у берегов Гренландии было фактом, известным каждому моряку, плававшему по северным морям, и каждому купцу от Бергена до Бристоля и от Бристоля до Портингейла.
И все же отдельные корабли доплывали до берегов Гренландии и после 1410 года, во всяком случае – до Херьольвснеса на юге Восточного поселения. Здесь в течение долгих столетий море постепенно размывало древнее норманнское погребение, и здесь же, в 1921 году, Пол Нёрлунд обнаружил могилы гренландцев, похороненных точно в такой же одежде, какую носили в Европе в XIV столетии, а также несколько более поздних образцов, типичных для второй половины XV столетия. Большинство одежд из Херьольвснеса, отмечает Нёрлунд, «можно без колебаний отнести ко второй половине XIV столетия и к периоду начала XV века». Предметы, относящиеся ко второй половине XV столетия, далеко не столь многочисленны. Нёрлунд говорит в этой связи о трех детских шапочках. «Две шапки очень простые – круглые, с плоским верхом и длинные по сторонам. Известно, что эти головные уборы были весьма популярны в XV столетии, тогда как шапки более ранних периодов отличаются большим разнообразием и у них обычно круглый или конический верх. Но если у нас и продолжают оставаться некоторые сомнения насчет датировки двух этих шапок, то существует еще и третья, относительно которой просто не может быть никаких споров. Она от 25 до 30 см высотой, скорее конической формы, круто поднимается ото лба и расширяется сзади, возле шеи. Это одна из тех высоких шапок, которые можно видеть на картинах Дирка Баута, Мемлинга и других фламандских художников. Их носили во времена Людовика XI и Карла Смелого – во второй половине XV столетия. Это делает данный головной убор очень важным документом средневековой истории Гренландии. Его обнаружение со всей очевидностью указывает на то, что еще в конце XV столетия корабли плавали из Европы в Гренландию. И это не единственное свидетельство подобного рода. Существуют также фрагменты одежды с узкими складками, сшитыми у пояса; а у одного из этих платьев к тому же V-образный ворот. Эти и многие другие детали указывают на принадлежность данной одежды ко второй половине XV столетия». «Среди других предметов, найденных во время раскопок, есть и такие, которые, скорее всего, были привезены в Гренландию в XV столетии, – нож из кухни епископа, фрагмент каменной плиты, лежавшей в основании пиршественного зала в Херьольвснесе». Но было бы неразумно строить на одном этом факте теорию регулярных визитов и постоянной торговли между Гренландией и внешним миром. Один-единственный корабль, вольно или невольно заплывший в гренландские воды, вполне мог быть ответственным за данный факт. Но, утверждая такое, мы, скорее всего, впадаем в другую крайность, и истина, вероятно, лежит где-то посередине.
Размытое морем кладбище Херьольвснеса открыло изумленным глазам датского археолога не только погребальные одеяния, но и закутанные в них скелеты, причем некоторые из них являли собою ужасную картину недоедания, уродства, болезней и ранней смерти. Эти потомки некогда высоких, сильных, полных энергии норманнов были все невысокого роста, тщедушными и болезненными людьми, с маленькими черепами. А у двух наиболее нарядно одетых женщин был искривлен позвоночник и заужены тазовые кости. Вряд ли им было по силам принести в этот кошмарный мир, в котором они влачили свое собственное жалкое существование, здоровое и жизнеспособное дитя. В своих нелепо-модных одеждах, послуживших им также и саваном, они казались патетическим символом угасающей культуры и обреченной расы.
Но они умерли христианами и были погребены по христианскому обычаю. Разумеется, мертвецы Херьольвснеса говорят только за себя, но не стоит забывать, что они представляли собой замкнутый норманнский круг на эскимосском субконтиненте. До сих пор ни в одной из могил не найдено ни малейшего следа ассимиляции с эскимосами – ни в одной из тех самых могил, которые становились все более и более мелкими по мере того, как земля на континенте оттаивала все меньше и меньше. Еще и потому говорят они только сами за себя, что другие скелеты, найденные в Эйстрибиггде и Вестрибиггде, красноречиво свидетельствуют против них. Все эти скелеты принадлежат норманнским мужчинам и женщинам, хорошо питавшимся и, хотя и страдавшим от ревматизма (а кто в средневековом мире избежал этой напасти?), но не изнуренным хроническими недугами и болезнями. Разумеется, эти останки относятся к более раннему периоду, чем те, что были найдены в Херьольвснесе. И все же вопрос о том, следует ли принимать ту мрачную интерпретацию, что была изложена выше, остается открытым. Число найденных в Херьольвснесе скелетов невелико, да и сохранились они достаточно плохо. Выводы Хансена, сделанные им после раскопок 1921 года, подвергались серьезной критике как у него на родине, так и в Норвегии. Считавшиеся маленькими черепные коробки на самом деле весьма сопоставимы с черепами обитателей Сона и Йерена, откуда произошла большая часть колонистов. Точно так же нельзя назвать бесспорными выводы Хансена относительно малого роста и тщедушности жителей Херьольвснеса. И наконец, что касается тазовых костей, легших в основу столь пессимистического прогноза относительно будущего гренландских колонистов, то они слишком фрагментарны для подобных далеко идущих выводов. Возможно, мы так никогда и не узнаем, каким образом и почему прекратило свое существование Восточное поселение. Скорее всего, это произошло около 1500 года. Видимо, колония со временем ослабевала все больше и больше, пока наконец жизнь в ней совсем не угасла. Может быть, это произошло в Херьольвснесе, но, скорее всего, в Унартоке, некогда опустошенном какой-то эпидемией (возможно, чумы), о чем свидетельствует большое количество массовых захоронений. Исходя из опыта Вестрибиггда, мы можем вообразить, как Восточное поселение постепенно сокращалось в размерах под натиском эскимосов. Семьи, жившие прежде на окраинах поселения, одна за другой переселялись ближе к центру, а некоторые из них (отнюдь не самые малодушные), воспользовавшись удобным случаем, уплывали в Исландию и Норвегию. Другие были насильно изгнаны мародерами из Европы, среди которых печальное первенство принадлежало англичанам. И вполне резонно предположить, что эта тягостная изоляция, вкупе с другими проблемами, привела к душевному и духовному оцепенению, которое, в свою очередь, значительно подорвало их волю к жизни. Поэтому и поныне гипотеза о том, что гренландская колония постепенно вымерла в полной изоляции от внешнего – безразличного к ней – мира, является основной в научных кругах.