6-й дивизион снова выдвинулся вперед и подошел на расстояние всего 2 мили к Зонгулдаку. Но тут миноносцы были обстреляны 4 батареями, о существовании которых русские ранее не подозревали. Миноносцы практически сразу отошли. Начальник отряда направил на помощь миноносцам «Алмаз», но тот вернулся назад, сообщив по радио на «Ростислав» о наличии 4 турецких батарей.
Начальник отряда с «Ростиславом» и «Алмазом» решил подавить батареи и приказал брандерам приготовиться к прорыву. В 10.40 броненосец взял курс на Зонгулдак. В это время на горизонте появились корабли ничего не подозревающего Эбергарда. Только сейчас он узнал, что операция еще не выполнена, зато пропал один из брандеров. Адмирал отправил на поиски «Атоса» один из миноносцев. Этот корабль сразу увидел на севере большой дым и опознал «Бреслау». Но на броненосцах эскадры этот же дым приписали «Гебену», который также находился в море.
В 11.00 Эбергард по радио приказал «Ростиславу» и «Алмазу» присоединиться к главным силам, а пароходам — идти по назначению. После того, как «Ростислав» сообщил о новых батареях, операцию отменили. Так как, «Олег» уже был не в состоянии вернуться в Севастополь, да и вообще брандеры стали обузой для флота, Эбергард приказал их затопить, что и было исполнено в 13.00. Флот взял курс на Севастополь, а «Бреслау» издали следил за ним. Операция по закупорке Зонгулдака с треском про-. валилась.
Зато немедленно принесла свои плоды постановка мин. Возвращающийся «Гебен» 26 декабря попал на новое минное заграждение и буквально в 1 миле от входного» буя подорвался на 2 минах. Линейный крейсер принял около 600 тонн воды, но угрозы гибели корабля не возникло. Зато ремонт «Гебена» в Константинополе, где не было крупного дока, превратился в серьезную проблему, Немцам пришлось сооружать кессон, чтобы заделать пробоины. Ремонт затянулся до 1 мая. При этом в начале апреля Сушону пришлось пойти на серьезный риск и вывести в море линейный крейсер с не до конца заделанной пробоиной. Вдобавок на том же заграждении 2 января подорвался турецкий минный крейсер «Берк», который вышел из строя до конца войны.
Бои на внутреннем фронте
В конце января 1915 года флот совершил несколько выходов в море. Адмирал Эбергард 28 января подвел итоги деятельности Черноморского флота в истекшем году в приказе № 75. Он имел пометку «в море». Мы приведем этот приказ полностью.
«По истечении 3 месяцев войны с Турцией, я с глубоким удовлетворением должен отметить огромную и тяжелую, хотя и мало понятную со стороны работу, которую выполнил Черноморский флот в этот период. Устаревшими тихоходными судами он нес блокадную службу в суровое зимнее время, преимущественно у неприятельских берегов. В бою с вошедшими в Босфор накануне войны современными быстроходными крейсерами, являющимися последним словом кораблестроительного искусства, он очистил себе возможность такой блокады. Доблестью своего личного состава он сделал врагу небезопасными походы и стоянки в собственных его портах. Условия морской войны не дают обнаружиться бесстрашию, хладнокровию, выдержке и тому неуклонному исполнению каждым своего долга, благодаря коим флот несет успешно свою боевую службу, обеспечивающую не только безопасность южных границ России от высадки на них неприятельского десанта, но и преграждающую подвоз подкреплений и снабжения турецкой анатолийской армии. Рассчитывая в начале войны на свои морские пути как для своей анатолийской армии, так и для высадки десанта на наши берега, Турция теперь принуждена удерживать крупные силы у Константинополя для защиты его от нашего удара и подвозить подкрепления к Эрзеруму долгим и трудным сухопутным путем. Одновременно с этим полным напряжением сил моего ли штаба разработана и вылилась в отчетливые формы организация боевой службы флота, а также связи с флотом крепостей, частей войск и других учреждений, подчиненных командующему флотом только с началом войны. Значение выполненной Черноморским флотом работы, многим теперь неясное, будет, я уверен, оценено, беспристрастной историей. Горячо благодаря своих ближайших помощников — флагманов и чинов моего штаба, а также всех командиров, офицеров и молодецкие команды судов, я должен выделить особо труды инженер-механиков н машинных команд при постоянных походах со стоянками в порту только для приема запасов, все исправления и переборки механизмов успешно производятся ими в море, во время походов. Способностью нести столь напряженную службу и поддерживать в полной боевой готовности материальную часть своих судов ограниченный в своем составе флот обязан в значительной степени знаниям, опыту и упорному труду инженер-механиков и машинных команд. Приказ этот прочесть при собрании офицеров и команд.
Адмирал Эбергард»
Впечатляющий пример штабного канцеляриста! Не сразу понимаешь, о чем идет речь, хотя в целом адмирал высказывается вполне связно.
Но этот образец красноречия не произвел впечатления на ставку. 28 января флот вернулся в Севастополь, и морской министр адмирал Григорович пригласил Эбергарда в великокняжеский дворец. На следующий день в Севастополь должен был прибыть Николай II для официального посещения Черноморского флота. Но была и неофициальная часть царского визита.
Григорович уведомил Эбергарда, что в ставке недовольны действиями начальника штаба флота и начальника оперативной части штаба (флаг-капитана по оперативной части). Он добавил, что неплохо бы их заменить, и даже порекомендовал конкретных офицеров на эти должности. Эбергард категорически отказался. Он заявил, что полностью несет ответственность за действия флота, и если она найдена неудовлетворительной, то снимать следует его, а не подчиненных ему офицеров.
На следующий день Николай II прибыл на «Георгий Победоносец», служивший штабным кораблем флота. Эбергард сделал официальный доклад о деятельности флота, царь ничего не сказал и лишь поинтересовался его планами на ближайшее будущее. Затем он спросил, имеются ли у Эбергарда какие-либо вопросы.
Адмирал сказал: «Я имею сведения, что в ставке недовольны деятельностью моего начальника штаба и моего флаг-капитана, и мне предлагают их сменить. Но за боевую деятельность флота, Вашим Величеством мне вверенного, отвечаю я один. И если это недовольство действительно существует, я всеподданнейше прошу Ваше Величество заменить меня, и ради России и пользы флоту буду считать это Высочайшей мне милостью».
Царь был очень удивлен и спросил, откуда такие сведения. Адмирал ответил, что это слова Григоровича. Николай поинтересовался у Григоровича, откуда ему стало это известно. Министр обтекаемо ответил, что об этом много говорят в морском министерстве и Петрограде. На это царь заметил, что нельзя верить всем слухам, а Эбергарду сказал: «Я вполне вам доверяю, и я доволен вами и деятельностью Черноморского флота, о чем можете объявить в приказе».
Трещина, порожденная грубой телеграммой Николая Николаевича, продолжала расширяться. Может быть, это было вызвано непониманием ставкой принципов морской войны. От флота постоянно требовал»; «осторожности» и «обороны берегов». Призрачная вероятность вражеского десанта буквально гипнотизировала ставку. А может быть, это был просто припадки пещерного национализма, которым страдал великий князь. Начальник оперативной части штаба флота капитан 1 ранга К.Ф. Кетлинский был поляком, а ведь все давно и твердо знали, что людишек мутят скубенты, поляки и жиды».
