Дело же с покупкой имения «Юмерден» первоначально шло более удачно, и на этой почве у Троецкого с генералом Ренненкампфом установились тесные отношения.
Троецкий вместе с Шлезингером возил генерала Ренненкампфа с его адъютантом штабс-ротмистром Важеевским осматривать имение «Юмерден». Троецкий же ездил по вызову генерала Ренненкампфа и в Петроград хлопотать по тому же делу покупки этого имения, а затем он же, а по некоторым сведениям вместе с Сутиным и неким Рабиновичем, – приезжал по тому же поводу к генералу Ренненкампфу уже в Инстербург, причем, по утверждению личного адъютанта генерала Ренненкампфа, подполковника Грена, им, Греном, по личному будто бы приказанию генерала Ренненкампфа, и было выдано Троецкому особое свидетельство для оказания ему военными властями содействия как в Инстербурге, так равно в Гумбинине и Сталупенене.
Отношения же свои с генералом Ренненкампфом Троецкий поддерживает и до настоящего времени. Между тем Нохим Троецкий еще в июле месяце 1914 г. значился по списку штаба Виленского военного округа подлежавшим обыску, временному арестованию и высылке во внутренние губернии как неблагонадежный в смысле шпионства. 17-го того же июля Троецкий был действительно подвергнут обыску, обыск этот, однако, не дал никаких результатов и Троецкий арестован и выслан не был. Точно также имевший знакомство с генералом Ренненкампфом Израиль Пагер был 22 июля 1914 г. по распоряжению штаба 1-й армии обыскан, арестован и заключен под стражу в Виленскую тюрьму как личность, безусловно подозрительная в военном отношении и подлежащая высылке в заволжские губернии; но затем по распоряжению того же штаба 26 июля Пагер также был освобожден.
Все эти данные, касающиеся знакомств и связей генерала Ренненкампфа с местными деловыми людьми еврейской национальности, убедительно свидетельствуют о том, что, требуя от своих подчиненных избегать даже чисто внешних отношений с евреями, сам генерал Ренненкампф не считался, когда это касалось его личных интересов, ни со своим высоким положением, ни с необходимостью в его положении крайней осторожности и осмотрительности в своих частных сношениях с разного рода дельцами из еврейской среды, – а между тем генерал Ренненкампф, благодаря своей крайней в этом отношении неразборчивости допустил известную близость к себе лиц, благонадежность которых была заподозрена даже в смысле шпионства, тогда как нельзя не признать, что даже самая возможность близкого доступа к командующему армией подобных лиц представляет собой величайшую опасность для интересов армии.
5) Пользование частной собственностью жителей занятых армией областей Восточной Пруссии
После перехода в августе месяце прошлого 1914 г. войсками 1-й армии нашей границы у Вержболова и со вторжением армии вглубь Восточной Пруссии в районе действия этой армии, а также в Вильне стали распространяться, доходя постепенно и до Петрограда, слухи, по которым командовавшему в то время 1-й армией генерал-адъютанту Реиненкампфу приписывался ряд злоупотреблений частным имуществом жителей занятых его армией областей Восточной Пруссии, откуда им будто бы вывозились разные ценные вещи и, между прочим, меха и серебро. Наконец, уже в ноябре месяце до Военного Министра доведены были сведения о том, что будто бы на станцию Вильна прибыли и стоят семь вагонов, в которых под видом штабного имущества привезена в действительности «военная добыча» генерала Ренненкампфа.
При произведенной, по приказанию Военного Министра, ближайшей проверке этих сведений прибытия в Вильну таких вагонов обнаружено не было, хотя слухи об этих вагонах циркулировали в Вильне очень упорно. По одной версии этих слухов, в Вильну прибыло именно семь вагонов, и они оставались неразгруженными ввиду изменившегося уже в то время служебного положения генерала Ренненкампфа. По другой версии, на станцию Вильна прибыло не семь, а четыре вагона с вещами, которые были разгружены ночью, и вещи перевезены в дом командующего войсками, самое же прибытие таких вагонов, по этой версии, относится к времени, ближайшему к отступлению 1-й армии из Восточной Пруссии.
Прямых данных, которые подтвердили бы и последнюю версию относительно этих вагонов, расследование также не дало. Но вместе с тем показаниями ряда лиц, в особенности служащих на железнодорожных станциях, вполне определенно устанавливается, что по мере занятия войсками 1-й армии отдельных городов Восточной Пруссии из городов этих тотчас же начинается усиленный вывоз всякого рода захваченного имущества местных жителей. Выводились и вывозились и скот, и лошади, и экипажи, и материи, и разные домашние вещи. Отправлялись захваченные вещи и в отдельных вагонах, и в обыкновенных, и в санитарных поездах, и на автомобилях, причем несомненное участие в таком захвате и вывозе вещей принимали некоторые лица из числа состоявших при генерале Ренненкампфе и, главным образом, его личные адъютанты, которые к тому же нередко действовали при этом его именем; некоторые же отдельные подобные случаи были непосредственно связаны с именем лично генерала Ренненкампфа.
Начался этот вывоз вещей с первых же дней занятия войсками 1-й армии г. Эйдкунена, где источником для того явились пакгаузы местной таможни, склады и магазины частных лиц, заключавшие в себе богатые запасы разных товаров и, в частности, мехов.
Ко времени прибытия штаба 1-й армии в Вержболово все эти склады и магазины, и частные дома были уже в значительной степени разграблены ранее проходившими войсковыми частями, а частью уничтожены огнем; частичному расхищению подвергались также и пакгаузы Эйдкуненской таможни.
По прибытии 1-й армии в Вержболово пакгаузы эти осматривались адъютантами генерала Ренненкампфа, состоявшим при нем генерал-майором князем Белосельским-Белозерским и самим генералом Ренненкампфом, а по объяснению князя Белосельского, им, кроме того, лично были обойдены в Эйдкунене все неразрушенные дома, магазины и аптеки и было выбрано все, что сколько-нибудь годилось для госпиталей и, в частности, для лазарета, устроенного в Вержболовском вокзале.
После этих осмотров из штаба армии стали приезжать в Эйдкунен подводы и автомобили и на них грузились и отправлялись в Вержболово различные запасы и вещи. Таким образом, взяты были из Эйдкунена и переданы Красному Кресту запасы вина; вывозились для нужд лазарета постельные принадлежности, материи, готовые накидки для сестер милосердия, перевязочные средства и другие предметы, пригодные для раненых. Уже сам по себе этот вывоз вещей легко мог подать повод ко всякого рода недоразумениям и неправильным истолкованиям действительного назначения вывозимого; но вместе с тем отдельные факты указывают на то, что, наряду с вывозом разных предметов для Красного Креста и отчасти под его прикрытием, вещи вывозились на самом деле и совершенно в иных видах. Так, при вывозе из Эйдкунена вина один из вольноопределяющихся полевого жандармского эскадрона предложил распоряжавшемуся этим вывозом князю Белосельскому взять для перевозки вина оказавшийся поблизости экипаж; князь Белосельский приказал было привести лошадей, чтобы воспользоваться этим экипажем для перевозки вина, но вино затем было отправлено на проезжающих подводах, и экипаж для этого не понадобился. Между тем экипаж этот оказался затем в Вержболове на дворе жандармского эскадрона, где и обнаружил его случайно бывший в то время начальником штаба генерал Милеант. По словам генерала Милеанта, он задержал на платформе ст. Вержболово солдата с разными мелкими вещами, взятыми из магазинов Эйдкунена, которые, как объяснил этот нижний чин, ему дал отнести к себе в вагон следовавший при штабе армии в качестве корреспондента некто Богуславский. Генерал Милеант повел этого нижнего чина в жандармский эскадрон, чтобы передать там бывшие при нем вещи, и тут-то, войдя во двор, и увидел стоявшую там коляску, причем тот же солдат ему объяснил, что коляска эта привезена из Эйдкунена для командующего армией его адъютантом, подполковником Греном, и каким-то вольноопределяющимся и что вместе с этой коляской были привезены какие-то вещи, и действительно, в комнатах, занимаемых офицерами, генерал Милеант нашел свернутые ковры, вазы и какие-то другие предметы. Возмущенный таким поступком адъютанта командующего армией и считая, что этим позорилось самое имя последнего, генерал Милеант, как он утверждает, поспешил доложить об этом случае генералу Ренненкампфу, а затем при встрече с подполковником Греном громко разнес последнего за такое недостойное поведение.
