Генерал-фельдмаршал замолчал, а через несколько минут произнес, что он отдохнет вот так, сидя, но чтобы я не уходил. Отдыхал пунктуально, по-немецки; через двадцать минут открыл глаза и, словно не было перерыва в нашей беседе, продолжил:
– О, я хорошо знал, кто участвовал в этой игре со мной. И я согласился. Я прекрасно знал, что такие же условия предлагались и генерал-полковнику Альдреду Йодлю, начальнику оперативного управления. Его заставляли признать и подтвердить во всеуслышание, что Германия напала на Советский Союз без объявления войны. Он категорически отверг эту ложь. Так же поступил и рейхсминистр иностранных дел Иохим фон Риббентроп. Заодно с ними были рейхсмаршал Герман Вильгельм Геринг и генерал-фельдмаршал Вильгельм Бодевин Кейтель. Они остались верными германской истине, и не приняли правил, навязываемых со стороны еврейско-масонского трибунала в Нюрнберге. За что и были повешены. Правила игры еврейских следователей принял полностью и безоговорочно командующий самой сильной армии вермахта – Шестой – генерал-фельдмаршал Паулюс, отчего и оказался на процессе в качестве… свидетеля. Мы все так много пережили, и я не знаю кто теперь может судить нас за наши поступки… Я долго думал над предложением и внес компромиссное решение в надежде не запятнать мундир немецкого генерал-фельдмаршала. Я сказал: давайте я напишу книгу о своей военной службе, и тогда читатель оценит насколько фон Манштейн прав или виновен. Удивительно, но мои оппоненты легко согласились со мной; хотя догадаться было бы несложно, почему: ведь любую книгу можно исправить так, как этого хочется сильным мира сего. Все-таки я был осужден, правда, некоторые статьи из обвинения сняли, что сокращало срок отбытия наказания в лагере. Затем и этот срок был сокращен. Закончив писать свой труд, я передал его, а через какое-то время книга вышла в той редакции, которая стала известна большинству читателей. А то, что я писал на самом деле, стало достоянием тех самых сильных мира сего, то есть, победителей во Второй мировой войне… Ты киваешь, да, я знаю, понял по нашим разговорам, что ты читал тот, ставший секретным экземпляр…
Он пристально взглянул мне в глаза. Он был уверен, что наши с ним разговоры станут известны моему начальству, и что документы и карты, которые он показывает мне – тоже; но что из нашего общения, какие мысли останутся только во мне, не знал… Впрочем, бояться ему было нечего, его исполненная блестящих побед и горьких поражений жизнь подходила к концу.
– Возможно, я поступил неблагородно в отношении моего народа, чести и достоинства моего рода, но разве спасти от петли членов семьи, не причастных к делам большой политики, – не дело чести рода аристократов? У меня нет другого мнения… и по истечении десятилетий на склоне своих лет, считаю, что поступил правильно. Мне не удалось спасти немцев от разбойного грабежа евреями. Мне, немецкому генерал-фельдмаршалу, не удалось спасти русский народ от полного забвения и деградации. Но я спас свою семью, и для меня это свято…
Наши встречи проходили в разное время суток, чаще всего в его роскошной вилле, расположенной в живописном месте. Он познакомил меня со своими близкими, и мы даже несколько раз ужинали в ресторане с членами его семьи и их друзьями. Его дочь, очень красивая фрау не подозревала, что я, русский, делаю здесь… Эрих фон Манштейн не счел нужным посвящать ее в смысл моей миссии, и это облегчало задачу. При иных обстоятельствах мы бы могли стать с ней друзьями, ведь в моих венах было чуточку немецкой крови от далеких предков по отцовской линии. А она так заразительно смеялась…
Но наступала минута, когда фон Манштейн, уютно облокотившись в кресле и наблюдая, как дымится кофе, поставленный на столик только-только удалившейся прислугой, начинал свое повествование, редко прерываемое моими вопросами.
– Ну что ж, вернемся к событиям в Крыму… Помню, разведка донесла, что у Перекопского перешейка помимо трех дивизий находится еще шесть советских дивизий. К ним позже подойдет и советская армия, защищавшая Одессу. А в районе Ишуньских высот находился 9-й ОСК, которым командовал генерал-лейтенант Батов. В состав 9-го ОСК входило 10 дивизий, в каждой дивизии было около 20 000 солдат, что в итоге – 200 000 личного состава корпуса. Резерв корпуса, по нашим сведениям, в начале составлял две дивизии с общим количеством около 40 000 солдат, а в действительности оказалось, что в резерве еще больше – 80 000. Да 310 танков и более 120 орудий. Помимо этого в обеспечении корпуса находилось еще 55 000 солдат. И, наконец, штрафные батальоны с 30 000 солдат и матросов. Всего в 9-м ОСК было 240 000–250 000 личного состава. Но не достатком корпуса было то, что он был весь сосредоточен на узком перешейке.
В то время, когда в составе дивизии 11-й армии по штату положено было иметь 15.859 солдат, в наличии во всей армии было всего 75 000 человек, да плюс 25 000, которые выделил фон Рундштедт. В резерв была поставлена 22-я Нижнесаксонская дивизия. По моему твердому убеждению на перешейке достаточно было иметь три дивизии, чтобы не допустить вторжения в Крым 54-го армейского корпуса. Ведь при грамотной организации ведения обороны даже три дивизии могли значительно измотать силы 54-го ак. Перешеек на всем протяжении, а это, по-моему, 7 км в ширину, был хорошо оборудован для обороны сооружениями полевого типа, и наступление можно было вести только фронтально. Потому что не было никаких скрытых путей подхода. Фланговый маневр исключался, ведь с обеих сторон было море. К тому же всю ширину перешейка пересекал Татарский ров, метров 15 глубиной.
После прорыва через Перекоп наступающие силы оказывались южнее, попадая на Ишуньский перешеек, где полоса наступления, зажатая между солеными озерами, сужалась до 3–4 км. Вот здесь-то очень плотно и находились войска 9-го ОСК генерала Батова. Конечно, такая концентрация крупнейшего соединения Красной армии в одном месте просто неблагоразумна. Мой штаб, учитывая особенности местности и принимая во внимание, что противник имел превосходство в воздухе, предполагал, что бои за эти перешейки будут изматывающими и кровопролитными. Даже если б нам удалось осуществить прорыв у Перекопа, вызывало сомнение другое: хватит ли у корпуса сил, чтобы провести второе сражение у Ишуня. Но, все равно, двух-трех дивизий было не достаточно, чтобы занять весь Крым включая Севастополь.
Для того чтобы обеспечить быстрое занятие полуострова, штаб армии должен был перебросить сюда крупные дополнительные силы из состава группировки, преследующей противника в восточном направлении. Если же продвижение в направлении на Ростов считать решающим, то от Крыма пока нужно отказаться. Но в таком случае удастся ли когда-либо высвободить силы для взятия Крыма? На этот вопрос было нелегко ответить. И все-таки командование армии отдало предпочтение решению боевой задачи взятия полуострова. При этом 54-му ак для наступления на перешейке должны были быть приданы все имеющиеся в нашем распоряжении силы артиллерии нашего резерва, инженерных войск и зенитной артиллерии. 50-я пд, находящаяся в тылу, должна была быть подтянута корпусом к началу боев за Ишуньский перешеек. А для боев с 9-м ОСК в Ишуни потребовался бы еще один корпус. Командование остановило свой выбор на 49-м горном корпусе генерала Людвига Кюблера в составе двух горно-стрелковых дивизий, который вскоре, в соответствии с приказом высшего командования, должен был быть переброшен после захвата Крыма через Керчь на Кавказ. В боях за горную южную часть Крыма этот корпус был бы использован эффективнее, чем в степи. Ну а после прорыва через перешейки надо было предпринять стремительную попытку броском моторизованных сил взять крепость Севастополь. Для чего позади наступающего ак должен был находиться лейб-штандарт «Адольф Гитлер».
