Ленин очень любил охотиться, и самоедов сначала определили к нему егерями. Стреляли энцы великолепно; когда белковали, чтобы не повредить шкурки, били зверька только в глаз. Ленин полюбил их за прекрасное знание леса, за молчаливость. Они не суетились, не мешали ему думать. Позже энцы стали нести и другую службу. Как все, стояли на часах, охраняли его во время прогулки.
Когда Ленин чувствовал себя неважно и не мог работать, он подолгу с ними разговаривал. Спрашивал разное: как жили, кто таков Перегудов и откуда взялся в их краях, интересовался устройством чума и числом оленей, нужных семье, чтобы прокормиться. Они отвечали, сколько и какого бьют зверя и сколько за сезон добывают рыбы. Рассказывали про свою прежнюю веру и про то, как удается ладить с женами, когда вокруг родители, куча детей и укрыться негде. Тема эта не казалась ему ни неудобной, ни запретной, да и энцы не видели здесь ничего дурного – отвечали охотно, с подробностями.
Серьезно и с сочувствием Ленин вникал в отношения самоедов с русскими. Выгодно ли с ними торговать, бывали ли стычки и чем обычно кончалось дело? Зная, что меха энцы выменивали в основном на водку, расспрашивал, много ли они пьют и можно ли помочь беде. Что спирт – их проклятие, он понимал даже лучше энцев, и на пальцах объяснял, что именно из-за пьянства две трети детей, что рождается в стойбищах, детьми же и умирают.
Осенью двадцать первого года они целую неделю день за днем пересказывали ему свои мифы и легенды, пели песни про великих шаманов. К сожалению, на большее энцев не хватило, и Ленин был огорчен, долго допытывался, помнят ли хоть старики прошлые времена. Но впросак они попадали нечасто. Его, например, привело в восторг, что каждый из них знает по дюжине колен предков. С ходу он выучил и имена, и родовые предания и, когда доходил до революционера из русаков, не мог удержаться – хохотал, так ему нравилось. Многих он ведь знал еще по петербургскому подполью.
Несколько раз Ленин возвращался к той пятерке, которую Дзержинский недавно отправил обратно на Лену. Их проповедь Христа, очевидно, ставила его в тупик, и, чтобы понять, что здесь к чему, он расспрашивал, кто чей сын или внук, зажиточная ли семья. Друг друга они знали с рождения, и тайн особых не было, в общем, он и тут остался ими доволен. Кое-что из услышанного Ленин позднее пересказывал на Политбюро, на перекурах между заседаниями, и сам же всякий раз удивлялся, что вот ведь есть целые народы, которым и говорить не надо: «Будьте как дети».
За полгода Ленин так подружился с энцами, что его старые охранники-латыши начали ревновать. Разговоры на сей счет множились, и Дзержинскому даже пришлось сделать Ленину внушение. И вправду, негоже обижать людей, которые в любую минуту готовы отдать за тебя жизнь. Ленин признал, что вел себя неумно, и дал слово загладить вину. Действительно, скоро недовольство сошло на нет.
Предложение Ленина возглавить вместе с ним Всероссийский поход детей в Святую землю Троцкий принял сразу и неделю спустя предложил пополнить его несколькими десятками народов-детей, в частности, энцами, которые Ильичу были теперь хорошо знакомы. Он особенно подчеркивал их умение стрелять и идти по следу. Ленин поначалу усомнился. Спрашивал, действительно ли они совершенно безгрешны: ведь для успеха Иерусалимского похода это куда важнее навыков охотника. Он очень боялся, что они будут выбиваться из общего ряда. Но Троцкий через профессора Гетье с обычным энтузиазмом стал убеждать Ильича, что их участие правильно и необходимо. Доказывал, что самоеды – дети, самые настоящие, без тени сомнения дети.
Чтобы окончательно решить вопрос, Троцкий за полгода подготовил и издал целую историю энцского народа, из которой следовало, что раньше они век за веком, подобно прочим кочевым племенам, жили обычной взрослой жизнью. А потом судьба, круто повернув, возвратила их обратно в детство. В книге рассказывалось про битвы, про героические деяния самоедов и про постепенное понимание, что блистательные победы были не более чем игрушечными. Конечно, немного крови, настоящей крови пролили и они, но и забавляясь с перочинным ножичком, можно поранить палец.
Говорилось про то, как и когда энцы начали догадываться, что их давно уже, если бы захотели, стерли в порошок, но согласились оставить для природной кунсткамеры. А дальше, словно детей, наказывали и, словно детей, берегли, жалели. Он не забыл и про влюбленных в малые народы этнографов, которым самоеды помогли записать свои предания, а потом однажды вдруг сделалось ясно, что и для того, чтобы всё это сохранилось, не умерло, они тоже больше не нужны.
Однако Ленин продолжал допытываться, а уверен ли Троцкий, что, и уйдя из тундры, энцы останутся такими же? На новый вопрос Троцкий прямого ответа не дал, лишь велел передать, что, по агентурным данным, энцы готовы идти на Иерусалим и в одиночку, их цель – оправдать перед Богом своего учителя, некоего Перегудова. И вот Реввоенсовет, сообщал он Ленину, решил помочь им, а в качестве ответной услуги использовать племя для разгрома главных врагов советской власти – белополяков. Последнее самоедам по пути и вряд ли сильно затруднит. В общем, заключал он, участие энцев в походе на Иерусалим во всех отношениях будет нам на руку.
Впрочем, есть разные версии, когда и почему Троцкий заинтересовался самоедами. По одной, он никак не мог забыть, что раньше Ленин называл детей «анархистской сволочью», хотел начать с более организованных северных «народов-детей»; по другой, просто воспользовался ленинским походом в Святую землю, про энцев же решил всё сам и давно. Еще в девятнадцатом году он оценил успехи тачанок Махно и, когда Советская Россия была разгромлена Пилсудским, сразу вспомнил о молниеносных махновских атаках и столь же стремительных отходах.
Размышляя о том, где нанести удар по белополякам, Троцкий понял, что лучше полесских болот места не найти, и тогда же пришел к выводу, что в непролазных топях по берегам Припяти мелкие северные народцы со своими оленями и нартами будут во сто крат полезнее любой конницы. Отсюда до энцев было уже близко. План, который был готов у Троцкого к двадцать первому году и тогда же, 17 января, доложен на Реввоенсовете республики, отличался редкой простотой. Но Троцкий не сомневался, что на простоту поляки и купятся.
Суть его была в следующем: на Дону, Кубани и в Ставрополье начинаются сильные волнения казаков. Ответственный товарищ Буденный. Главная военная сила – его Первая конная армия. Требований два: «Свободная казацкая республика» и «Долой коммунистов!». Под натиском восставших регулярные части Красной армии бросают позиции и укрепрайоны на Северном Кавказе и откатываются на линию Воронеж – Симбирск. Сил наступать дальше у казаков нет, но и Красная армия к контрудару не готова.
Заключается перемирие. Буденный на казацком круге объявлен общевойсковым атаманом. Популярность его безмерна. У каждого второго казака усы под Буденного. Впервые с семнадцатого года казацкие земли соединены, независимы от Москвы и на них нет коммунистов.
Буденный провозглашает Казацкую республику и почти сразу получает международное признание. Однако положение неустойчиво, у Красной армии полное превосходство в артиллерии. Понимая это, Буденный посылает к маршалу Пилсудскому гонцов, предлагая с двух сторон: казаки – Воронеж – Тула, поляки – Харьков – Курск – Орел – Тула, а дальше вместе прямо на Москву – ударить по красным и навсегда покончить с большевистской нечистью. В случае успеха, а он предрешен, вечный мир между Москвой и Варшавой, равенство двух славянских народов плюс в придачу Польше отходят все земли по правому берегу Днепра, включая Киев.