– Пылает!
– Ты ошибаешься! – продолжала уговаривать его я.
Ленечка взял меня за плечи, что любил делать в момент наших с ним объяснений, припечатал к грязной стене подъезда и уже гораздо спокойнее сказал:
– Слушай, Рита! Глупо отрицать очевидное! Ты с ним… Ведь ты с ним…
Ленечка никак не мог назвать словами то, чем мы регулярно занимались с Кашиным. Я почему-то вдруг за это на него разозлилась. Строит тут из себя святую невинность! Я отбросила его руки от себя и зашипела:
– Да!! Я с ним… В общем… то, что ты и подумал!! И что?!! Совершенно неизвестно, чем ты занимался целый месяц!
– Я готовился к экзаменам! И ты это знаешь!
– Ничего я не знаю! Меня рядом не было! Я была здесь одна! А он… Он, если хочешь знать, скрасил мое одиночество…
– Скрасил?!! Да?!! Значит, если муж за порог, то ты…
Я расхохоталась:
– Муж?!! Да какой ты мне муж?!!
Ленечка болезненно сморщился и с горечью сказал:
– Ты и сама знаешь, что не машина с кольцами и пупсом на бампере соединяет людей!
Эта его горечь показалась мне театральной, и я еще громче развопилась:
– Да что ты себе вообразил?!! Придумал какое-то неземное соединение душ и тешишь себя этим! Думаешь, сказал: «Ты моя женщина» – и все! И я сразу упаду тебе в ладонь спелым яблоком! И тебе не придется даже пальцем пошевелить, чтобы меня удержать?!! Нет, милый!! За меня бороться надо!!
– Я пять лет боролся…
– Ой! Держите меня! Он боролся! Да ты просто глазел на меня и ждал, пока место освободится!! А свято место пусто не бывает!!!
Ленечку совсем перекосило. Он опять прижал меня к холодной, плохо оштукатуренной стене подъезда и крикнул в самое ухо так, что я подумала: лопнут мои бедные барабанные перепонки:
– Да ты же сама пришла тогда!!! И говорила, что любишь!! Зачем врала?!!
– Я не врала!! Но любовь не терпит пустоты! Черт знает, чем ты там, на своей даче, занимаешься, а мне терпи и жди у моря погоды?!!
– Рита!! Не заводи по новой сказку про белого бычка!!! Я занимался учебой!! У меня завтра первый экзамен!!
– А мне плевать, понял? Я ни на какие экзамены не посмотрела и готова была быть с тобой! А ты выбрал свои экзамены, ну и… вот и целуйся с ними!
Ленечка отпустил меня, посмотрев очень внимательно в глаза, и тихо спросил:
– Это последнее твое слово?
Мне хотелось от него услышать совсем другое. Мне хотелось, чтобы он умолял меня бросить Володю Кашина, который почему-то не торопился спускаться с этажа, где мы его оставили. Мог бы, кстати, и еще раз подраться с ним. С удовольствием посмотрела бы. Еще я жаждала красивых уверений в любви, на которые Ленечка был большой мастер, но услышала идиотский вопрос, который меня обескуражил и окончательно разозлил.
– Да!!! Это последнее мое слово! – с презрением бросила ему я.
Я все-таки надеялась, что уж после этого моего вопля Ленечка падет передо мной на колени прямо на грязный пол, но он не пал. Он спокойно, не торопясь, вышел на улицу из подъезда. Несколько минут я раздумывала: может, самой броситься вслед за ним и умолять больше не покидать меня? Хотя… с какой это стати? Этот Цыпа будет передо мной выпендриваться, а я унижайся? Он ведь ничего такого ужасного не увидел. Подумаешь, сидела на подоконнике с Кашиным! Мало ли что мы обсуждали! Может, я как раз объясняла ему, что люблю другого, и вежливо предлагала отвалить! И потом… не свет же клином сошелся на Зацепине! У меня еще сто штук будет таких Зацепиных! Кашин, кстати, ничуть не хуже! Может, даже лучше! Вот сейчас поднимусь на свой этаж и еще раз удостоверюсь в этом!
Конечно, на душе у меня скребли даже не кошки, а самые настоящие тигры, но я старалась не зацикливаться на этом. Ну, изменила Ленечке, и что?! Не я первая, не я последняя! Не жена же я ему, в самом деле! И еще я старалась не думать, кого же я все-таки люблю, да и люблю ли вообще. Зачем мне лишняя головная боль?! Поднимаясь в лифте на свой этаж, я собиралась утешиться в объятиях Кашина, раз уж Ленечка отказал мне в своих. В конце концов, какая разница, кто обнимает! Лишь бы делал это хорошо!
Володя с потерянным лицом так и сидел на подоконнике. Он с такой радостью выкрикнул: «Рита!!» – когда меня увидел, что легкая боль, которая против моей воли все-таки пыталась угнездиться где-то под сердцем, отпустила.
– Ты… ты не с ним? – осторожно спросил он, будто боясь спугнуть свою радость.
– Да… – махнула рукой я. – Ну его… Какой-то он…
Больше я ничего не смогла из себя выдавить, поскольку мне отчего-то очень захотелось заплакать. Кашин этого не увидел, потому что уже сжимал меня в объятиях, задушевно шепча:
– Люблю тебя… так люблю… Одну тебя… Еще с тех пор… со школы… Выходи за меня замуж…
– Мне еще нет восемнадцати, – ответила я.
– Это ничего… Скоро уже… Я подожду!
Отстранившись от него, я рассмеялась:
– Какой ты, Володька, муж?! Ты же студент, а я вообще никто!! Жить-то на что будем?
– Ерунда! Переведусь на вечернее отделение или заочное! Меня папашин брат давно зовет к себе в бригаду. Ремонты делать. Хлебное дело! Я прошлым летом между поступлением в институт и поездкой на картошку вкалывал! На мотоцикл себе заработал!
– Ну и где ж твой мотоцикл? Чего пешком ходишь?
– Да пару месяцев назад влетел, понимаешь, в парапет! Уже почти отремонтировал! Скоро покатаю!
Кашинский мотоцикл окончательно примирил меня с судьбой. На Ленечке свет клином не сошелся. Да и вообще! Первую любовь на то и называют первой, что после нее обычно случается вторая, потом третья и… так далее…
В университет я благополучно провалилась, поскольку почти совсем не готовилась. Мы с Володей гоняли на его мотоцикле по окрестностям Ленинграда. Останавливались в каких-то богом забытых местечках, на берегах безымянных речушек, где и предавались самой безумной любви. Купались нагишом, в таком же виде кружили по лесным полянам на мотоцикле, отдавались друг другу среди душистых трав и ягод. То лето, когда большинство моих одноклассников потели над учебниками, чтобы поступить в институты, было для меня самым беспечным, легкомысленным и чувственным. Я возвращалась домой зацелованной до смерти, с затуманившимся взором и мгновенно засыпала над любым учебником, который пытались все-таки мне подсунуть отчаявшиеся родители. Ленечка в ту пору ко мне не приходил даже во сне. Мне казалось, что я вычеркнула его из своей памяти.
Осенью я пошла работать к отцу на завод. Он пристроил меня перебирать бумажки и чертежи в архиве механосборочного цеха. Работа была пыльной, но совершенно необременительной. Очень скоро весть об очаровательном новом архивариусе облетела весь цех, и старые, рассыпающиеся от времени чертежи понадобились вдруг всем: от насквозь промаслившихся станочников до начальников техбюро. Но всех затмил старший мастер одного из цеховых участков – Миргородский Ярослав Андреевич, который упорно метил на место одного из заместителей начальника цеха. Затмил настолько, что Володе Кашину с его мотоциклом дана была полная отставка. Он, конечно, парень ничего, страстный, но что это за фамилия – Кашин?! Жене тоже придется стать Кашиной! Чего уж тут хорошего?! То ли дело – Миргородская! Звучит! Я даже пыталась научиться расписываться, будто уже получила эту звучную фамилию. А что? Ярослав, конечно, ничего мне еще не предлагал, но видно же, что влюбился не на шутку. Он три раза подряд брал у меня один и тот же чертеж, даже не замечая этого.
