Пино кивнул:
– Нет проблем. Что еще?
Кнебель улыбнулся, обнажив белые зубы.
– Вы можете достать нам вина? Виски? Может, девочек и музыку?
– Для?..
– Для вечеринки, черт возьми, – сказал Кнебель, улыбаясь еще шире. – У меня тут друзья рыщут после наступления темноты, а эта сучья война почти закончилась, так что они не против выпустить немного пара, отпраздновать. Вы не возражаете?
Майор обладал каким-то заразительным свойством, заставившим Пино улыбнуться:
– Что ж, это будет здорово!
– Можете устроить? Достать проигрыватель или коротковолновик? Итальянских красоток, чтобы потанцевать?
– И вино, и виски. У моего дядюшки есть и то и другое.
– Тогда ваш дядюшка награждается «Серебряной звездой» за исполнение долга с особым усердием, – сказал майор. – Вы можете доставить все это сюда к девяти вечера?
Пино посмотрел на часы – двенадцать. Он кивнул:
– Я отведу вас на телефонную станцию и займусь этим.
Кнебель посмотрел на американских солдат, отсалютовал им и сказал:
– Мне нравится этот парень.
– Если он приведет сюда хорошеньких девушек, то я бы предложил наградить его орденом Почета, – сказал капрал Далойа.
– А это высокая оценка со стороны человека, который получил «Серебряную звезду» за доблесть во время боев при Монте-Кассино, – сказал Кнебель.
Пино посмотрел на капрала новым взглядом.
– Медали – шелуха, – сказал Далойа. – Нам нужны женщины, музыка и выпивка.
– Найду вам одно, другое и третье, – сказал Пино, и капрал щегольски отсалютовал ему.
Пино рассмеялся, посмотрел на майора, изучая его униформу:
– Снимите мундир, чтобы не бросался в глаза.
Кнебель послушался и последовал за Пино из отеля в футболке, форменных брюках и ботинках. У телефонной станции охрана из партизан встала на их пути, но стоило Пино показать им бумагу, которую ему дали предыдущим вечером, и сказать, что Кнебель собирается написать блестящую историю о Миланском восстании для американцев, как его впустили. Пино устроил Кнебеля в комнате со столом и телефоном. Майор, получив соединение, прикрыл микрофон ладонью и сказал:
– Мы на вас рассчитываем, Пино.
– Да, сэр, – сказал Пино и попытался отдать честь так, как это сделал капрал Далойа.
– Почти, – со смехом сказал Кнебель. – А теперь устройте нам такую вечеринку, чтобы мы ее запомнили.
Пино, зарядившись энергией, вышел из здания станции и направился к Корсо Буэнос-Айрес и Пьяццале Лорето, пытаясь понять, где ему найти все, о чем просил Кнебель, за восемь с половиной часов. Ему навстречу шла женщина лет двадцати с небольшим, без обручального кольца, с обеспокоенным выражением лица.
Пино, подчиняясь какому-то внутреннему голосу, спросил:
– Синьорина, per favore, вы не хотите прийти на вечеринку сегодня?
– На вечеринку? Сегодня? С вами? – Она издевательски хмыкнула. – Нет.
– Будет музыка, вино, еда и богатые американские солдаты.
Она откинула волосы с лица и сказала:
– В Милане еще нет американских солдат.
– Уже есть. А будет еще больше в отеле «Диана», в танцевальном зале, сегодня в девять. Придете?
Она помедлила, потом спросила:
– Не обманываете?
– Клянусь моей матерью.
– Тогда подумаю. Отель «Диана»?
– Он самый. Наденьте вечернее платье.
– Я подумаю, – снисходительно сказала она и пошла дальше.
Пино усмехнулся. Она придет. Он почти не сомневался.
Он пошел дальше, а когда ему попалась еще одна привлекательная девушка, он и ей сказала то же самое и получил приблизительно такой же ответ. Третья девушка реагировала иначе. Она хотела отправиться на вечеринку немедленно, а когда он сказал, что будут богатые американцы, пообещала, что приведет четырех подружек.
Пино от возбуждения не заметил, как дошел до угла Пьяццале Лорето, до магазина «Фрукты-овощи» Белтрамини. Дверь была открыта. Он увидел чей-то силуэт внутри.
– Карлетто, это ты?
7
Старый друг Пино хотел захлопнуть дверь, но Пино сунул плечо в проем и не дал Карлетто этого сделать. Меньший ростом Карлетто упал на спину.
– Убирайся из моего магазина! – прокричал Карлетто, отползая назад. – Предатель. Нацист!
Его друг сильно потерял в весе, Пино увидел это, как только закрыл за собой дверь.
– Я не нацист и не предатель.
– Я видел свастику! И папа видел! – брызгал слюной Карлетто, показывая на левую руку Пино. – Вон там. Так с каких это радостей ты перестал быть нацистом?
– Эта повязка позволяла мне делать то, что я делал, – ответил Пино и рассказал Карлетто все.
Он видел – его старый друг поначалу не поверил ему, но когда Карлетто услышал имя Лейерса и понял: Пино в течение этого времени сообщал партизанам все, что узнавал благодаря близости к генералу, – его отношение к другу изменилось.
– Они могли убить тебя, если бы узнали, – сказал Карлетто.
– Да.
– И ты все равно делал это, – сказал он, качая головой. – Вот в чем разница между тобой и мной. Ты рискуешь и действуешь, а я… я смотрю и боюсь.
– Больше бояться нечего, – сказал Пино. – Война закончилась.
– Правда?
– Как твоя мама?
Карлетто склонил голову:
– Она умерла. В январе. Во время холодов. Я никак не мог ее согреть, потому что у нас не было ни топлива, ни продуктов на продажу. Она кашляла, кашляла и умерла.
– Какое горе, – сказал Пино, чувствуя комок в горле. – Доброта была свойственна ей так же, как шутливость твоему отцу. Жаль, что меня не было рядом и я не мог помочь тебе похоронить их.
– Ты был там, где тебе и положено быть, как и я, – сказал Карлетто с таким подавленным видом, что Пино захотелось его приободрить.
– Ты все еще играешь на ударнике?
– Давно не играл.
– Но инструмент у тебя остался?
– В подвале.
– А ты знаешь еще каких-нибудь музыкантов поблизости?
– А что?
– Сделай одолжение, скажи.
– Да, думаю, знаю. Если они, конечно, живы.
– Хорошо, пойдем.
– Что? Куда?
– Ко мне домой, чтобы ты поел что-нибудь, – ответил Пино. – А потом мы возьмем вина, еды, пригласим девушек. А когда у нас будет всего достаточно, мы устроим вечеринку по поводу окончания войны.
